Джером молча наблюдал за ней. Глории хотелось продемонстрировать, что ей здесь уютно, хотя на душе у нее было очень неуютно.
— Видите, — повернулась она к Джерому, — я уже согрелась.
— Что вам нужно? — сурово повторил Джером, стоя на другом конце комнаты. — Надеюсь, вы не для того проделали такой долгий путь, чтобы повидать меня. Шофер вас ждет, мисс Кармоди? Или я должен называть вас миссис Грей?
— Я заслужила такой тон. Нет, шофер меня не ждет. Я приехала автобусом. И пока остаюсь мисс Кармоди, — добавила она.
Джером ничего ей не ответил, лишь скрестил руки на груди.
— Можно я выпью воды? — попросила Глория, потому что не знала, что еще сказать.
— Конечно, можно, — сказал он. — Возьмите сами, прислуги мы здесь не держим.
Глория проковыляла на кухню, достала из шкафчика стакан, открыла кран. Она привыкла к тому, что Джером ведет себя грубовато, но это было что-то новое: он сердился на нее. Иными словами, был обижен. А это могло значить — пусть только могло бы, — что он ее любит.
— Спасибо, — поблагодарила она, выпив почти целый стакан.
Джером покачивался на носках.
— Когда соберетесь сказать, что вам нужно, дайте мне знать. — Он прошел к окну, сел на стул и закурил.
Глория давно привыкла к тому, что за нее все решают мужчины. Ей нужно было знать не то, чего она хочет, а то, чего она не хочет. Теперь все повернулось иначе.
— Мне нужно объясниться.
— А почему вы решили, что я должен верить хоть одному вашему слову? — Он равнодушно выпустил тонкую струйку дыма. — Один раз вы меня уже обманули. Отчего вы думаете, что я должен вам верить?
— Да потому, что прежде я могла потерять все, — воскликнула Глория. — А теперь я уже все потеряла и скрывать стало нечего.
Джером продолжал молча смотреть в окно. Глория подошла к нему и села на соседний стул.
— Ну, пожалуйста, — проговорила она и положила руку ему на колено.
— Вы ничего мне не должны. — Он не оттолкнул, но и не взял руку Глории.
— Все верно. Мы ничего не должны никому, кроме самих себя и тех, кого любим, — с вызовом сказала Глория. При слове «любим» глаза его расширились. — Но выслушайте же меня.
И она рассказала ему все.
О своей семье, о детстве, о школе. Рассказала о Бастиане и о том, что помолвка оказалась лишь выгодной сделкой, заключенной ее родителями. О своем отце, который бросил их с мамой, предоставив им самим выживать, отстаивать свою репутацию и зарабатывать деньги. О том, что теперь все легло на ее плечи. О том, как ее мир трещал по швам, пока пение не помогло удержать его на время.
Она рассказывала, а на лице Джерома не отражалось ни сочувствия, ни переживаний, даже ни единой искры понимания не блеснуло в глазах. Глории стало казаться, что она переоценила те минуты, когда они были вместе — на репетициях, в грим-уборной. Они почти дошли до поцелуя, но, быть может, все дело и правда было в упавшей ресничке? Или она сама все выдумала?
— Вот и все, — подвела она итог. — Верите вы тому, что я рассказала?
— Не до конца, — отрезал Джером.
Сердце у Глории ухнуло вниз. Она вынуждена была напомнить себе: что бы ни случилось, она, по крайней мере, честно пыталась во всем разобраться.
— Даже не знаю, что еще рассказать. Я рассказала вам все, что только могла.
— Еще не все. — Он потушил сигарету в пепельнице, поставил пепельницу снова на пол. Теперь их с Глорией ничто не разделяло. — Вы не сказали, как мне вас называть.
Но ведь он знает, как ее зовут. Знает ее подлинное имя и фамилию. Чего же он еще хочет?
— А! — Она издала короткий смешок. — Глория Роза Кармоди.
— Глория Роза, Глория Роза, — повторил Джером, словно пробуя эти слова на вкус. — А ведь это великолепное сценическое имя! Когда будете петь в следующий раз, именно так надо написать на афишах.
— Сомневаюсь, что он будет, этот «следующий раз».
— У вас чудесный голос, детка. — Он смотрел прямо ей в глаза. — Мне было бы очень жаль, если бы вы его загубили.
— Значит, вы должны и дальше заниматься со мной.
Джером поднялся и подошел к самому окну.
— Не думаю, что это хорошая мысль.
— Почему же?
— Вы сами знаете почему, — ответил он. — Вам нужно найти себе другого учителя.
— А я не желаю другого! — Глория встала рядом с ним. Если она не скажет этого сейчас, то не скажет уже никогда. — Мне нужен ты. Ничего другого я не хочу. И сюда я приехала ради того, чтобы сказать тебе это.
Глория тронула его за плечо, и глаза Джерома ярко вспыхнули. Он ласково провел рукой по ее волосам, поднял ее подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза.
— Вы пока не можете быть в этом уверены. Вы просто не знаете, что это значит.
— Так научи меня, — сказала Глория, сильнее прижимаясь к нему. — Научи.
Он крепко обнял ее. Губы их встретились, и обоим показалось, что всю свою жизнь они только и ждали этого поцелуя.
20
Клара
— А ты знаешь, что «Зеленая мельница» названа по аналогии с «Красной мельницей» — «Мулен Руж» — в Париже? — спросила у Маркуса Клара, рассматривая картину «В Мулен Руж» Анри Тулуз-Лотрека. На картине были изображены сидящие за столом мужчины в цилиндрах и женщины в дорогих нарядах, а на переднем плане — похожая на гоблина женщина, которая так смотрела на зрителей, словно хотела их сглазить. Это очень нервировало.
— Только подумать, какая ты ученая, — поддел ее Маркус.
— Считай, что я твой персональный гид.
— Должен признаться, — пробормотал Маркус, — что я охотнее пойду в «Зеленую мельницу», чем в заведение, изображенное на картине. Не похоже, чтобы там хоть кто-нибудь получал удовольствие.
Они были на вернисаже в Чикагском художественном институте. И людей пришло куда больше, чем ожидала Клара. В главном выставочном зале яблоку негде было упасть — столько собралось там мужчин и женщин в парадных нарядах. Клара могла поспорить, что сюда прибыла вся чикагская элита, сейчас потягивавшая сельтерскую воду и лениво разглядывавшая картины.
Клара тоже оделась с иголочки — она надела одно из немногих красивых платьев, оставшихся от ее былой нью-йоркской коллекции. Свободного покроя шелковое платье от Шанель в свое время обошлось одному ее поклоннику чуть не в целое состояние. Юбка была коротковата для такого приличного общества, зато причудливое переплетение черных и бронзовых узоров на ткани подчеркивало красоту Клары, а красота многое извиняет.
— Я не забыл сказать, какая ты невероятно красивая в этом платье? — сказал Маркус.
