ЛЕВАЯ СТОРОНА
Село Покровское, что на Оке, стоящее не так чтобы близко, но и не так чтобы далеко от того места, где Ока под Нижним впадает в Волгу, издавна делилось на две недружественные части, искони существовали тут как бы два самостоятельных поселения — левая сторона и правая сторона. Возможно, по той причине, что на правой стороне жили выходцы из Сибири, вроде бы даже отдаленные потомки польских сепаратистов, причастных к мятежу 1830 года, заборы здесь глядят прочно, как свежее войско, ворота у мужиков тесовые, наличники все фигурные, сельхозтехника покоится под окнами такая ухоженная, что любо-дорого посмотреть. Не то левая сторона; словно на обитателей левой стороны нашла повальная меланхолия или им не благоприятствует здешний климат, — такое у них кругом нестроение и разор. Впрочем, виды на левой стороне не просто неприглядны, а как-то затейливо, неспроста, например, у цыгана Есенина изба крыта соломой, но не по обрешетке, а по железу, имеется каменная пожарка, в которой никогда не стояло ни одной пожарной машины, и при ней облупленная каланча, с которой видать чуть ли не Арзамас, на задах у Вени Ручкина торчит памятник генералиссимусу Сталину в виде бюста, почему-то выкрашенный в жидкий зеленый цвет.
Уже погаснет на востоке Венера, звезда весенняя, уже красно солнышко взойдет, всегда дающее поутру прежние государственные цвета, и задымятся черные крыши сараев, уже на правой стороне отголосит сельхозтехника, оставив по себе смрад, вылезет откуда-то, весь в соломе и картофельных очистках, деревенский дурачок Гамлик, которого на самом деле дачники прозвали Гамлетом, принцем датским, поскольку он безнаказанно поносил советскую власть даже в самые опасные времена, уже дети пойдут в школу, по дороге тузя друг друга пестрыми рюкзачками, когда мужики левой стороны начинают подтягиваться к пожарке, рассаживаются где попало, кашляют, курят, охают, сопят, вообще скучают, пока у них мало-помалу не наладится разговор.
— Суки вы, парни! — говорит цыган Есенин. — Совсем я с вами сбился с жизненного пути!..
— Ты давай не обобщай, — говорят ему с другого конца скамейки, — а всегда критикуй конкретно. Ты с кем вчера, предположим, пил?
— Да с тобой и пил, ты чего, совсем уже опупел?!
— Что пил — я помню, а с кем конкретно пил — это туда-сюда…
— Ну и что же ты, предположим, пил?
Напротив пожарки хлопает калитка, и в сторону компании направляется мрачный Колян Угодников, — в оскаленных зубах папироса, руки в карманах брюк. Его жена по пояс высовывается в окошко и вопит так, что ее слышит вся левая сторона:
— Ты куда, стервец?! А картошку содить?!
Кажется, один Угодников ничего не слышит, мужики же возле пожарки посмурнели и нехорошо задумались про картофельную страду.
— А пил я, товарищи, самогон. Приехала ко мне вчера теща из Ардатова и привезла тамошний самогон. Ничего… все-таки домашнее, только мышами пахнет. А наутро теща и говорит: в следующий раз я целый чемодан самогона привезу, чтобы ты обпился и околел…
— А я вчера, — говорит Угодников, — украл у своей скво мешок картошки и продал дачникам за две бутылки какого-то заграничного шнапса, — не сказать чтобы это была водка, но и не подумаешь про вино.
— Я интересуюсь, а самочувствие твое как? Угодников внимательно призадумался и сказал:
— То-то я чувствую, будто мне, братцы, как-то не по себе…
— Я про это и говорю. Пить, мужики, тоже надо с умом, а то недолго и до беды. Вон в прошлом году Ивановы из Васильков выпили с похмелюги невесть чего, а потом их по весне выловили в Оке!..
— И ведь, помните: они всей семьей в валенках плыли, — и смех и слезы!
— Это значит, что они зимой окончательно допились.
— Понятно, что зимой, летом в валенках особенно не походишь.
Больше разговаривать было вроде бы не о чем, и мужики опять принялись кашлять, сопеть и охать, мучительно раздумывая о том, где бы добыть винца. Выпить хотелось страстно, как в другой раз жить хочется, если твое существование находится под угрозой, и даже физически необходимо было выпить, ибо у всех то и дело замирало сердце, к горлу подступал спазм и ходили перед глазами оранжевые круги. Общее чувство у мужиков левой стороны было такое, словно их несправедливо лишили чего-то чрезвычайно важного, без чего нельзя полноценно жить, вроде обоняния или запаса дров.
Веня Ручкин сказал:
— Прямо хоть воровать иди!
— А я бы и пошел, даже не задумавшись, если б было чего украсть.
— Вообще-то дачников можно было бы почистить, но это до осени нужно ждать.
— Осень еще не скоро…
— До осени еще глаза вытаращишь, это да.
И опять молчат, слышно только, как напротив хлопает на ветру незапертая калитка.
— Если бы я был верующий, — сказал Угодников, — то я бы прямо упал на колени и взмолился: «Господи, пошли рабу твоему стакан!» А Бог, видя такое мое отношение, взял бы и спустил мне с неба на веревке пол-литра водки…
— А ты попробуй, — подначил кто-то на дальнем конце скамейки, — авось пошлет.
Поскольку алкоголь у Коляна еще со вчерашнего не выветрился из крови, он вдруг действительно рухнул на колени, зашевелил губами и перекрестился неловко, как-то наискосок.
Из-за угла пожарки показалась весьма пожилая женщина, однако не то чтобы совсем уж старуха, Раиса Измайлова, которую на левой стороне все звали тетка Раиса, вдова тракториста Ивана Измайлова, умершего в прошлом году от жестокого перепоя; этот Иван два раза в Оке тонул вместе со своим трактором, замерзал по зимней поре в сугробе, как-то ему проломили колуном голову, но умер он, как ни странно, в своей постели. Тетка Раиса подошла к мужикам и сказала с выражением ей несвойственным, в котором просклизнула некоторым образом артистическая печаль:
— Обломилась вам, охломонам, нечаянная радость, то есть милости просим выпить и закусить.
Наступила какая-то испуганная тишина, все посмотрели на Угодникова, Угодников посмотрел в небо. Цыган Есенин сказал:
— Что-то ты, тетка Раиса, загадками говоришь.
— Уж какие тут загадки, — со злостью молвила та и утерла рот уголком платка. — Покойник мой за два дня до смерти, видать, почувствовал недоброе и закопал на огороде канистру браги. А мне наказал: в том несчастном случае, говорит, если я помру, откопаешь бражку через год, пусть в день моей смерти ребята меня помянут. Сегодня как раз годовщина, как мой пропойца отдал концы.
Мужики левой стороны все как-то сразу приосанились, посвежели, и на чудесном расположении духа отнюдь не сказалось то, что, во-первых, откапывать канистру предстояло собственными усилиями, во-вторых, было даже доподлинно не известно, где точно она зарыта, где-то между засохшей яблоней и уборной.
