что петушков этих помнят, ездили в экспедицию в деревню, где их делали, но старик, занимавшийся этим производством, давно умер, а вместе с ним умер и промысел. Удалось найти под крыльцом завалившегося туда разбитого петушка – и все.
Сейчас искусствоведы, изучая глиняную игрушку, рассматривают ее как самостоятельный вид художественного промысла, народного искусства. Отчасти они и правы: в ХХ веке, до нашего времени включительно, то там, то тут народные мастера только игрушкой и занимаются. А когда-то это был лишь вспомогательный промысел, порожденный принципом экономичности, безотходности крестьянских ремесел. Топливо для горна, где обжигали горшки и чашки, приходилось покупать. И сгорала часть его бесполезно: между округлыми горшками и крынками масса пустого пространства. И лошадь на ярмарку практически везла воздух: и между горшками, и внутри них опять же слишком много пустот. А ведь лошадь приходится кормить, да еще и овсом. А так налепят бабы или ребятишки свистулек либо крохотной кукольной посуды, и можно заполнить в горне пустоты, можно насовать эти изделия в солому между взрослой посудой и внутри нее – вот и экономия и топлива, и овса. Игрушки и посудка эта стоили доли копеек, да и то нередко меняли их на базаре на продукты: за свистульку – яйцо, тайком унесенное мальчишкой из курятника. Глядишь, за ярмарочный день хотя бы копеек 10–15 прибыли и набежало. А художеством никто это не считал. Так, пустяки. Наверное, так же, как производство глиняных грузил для сетей. Возле города Истра Московской области стоит Воскресенский монастырь, более известный как Новоиерусалимский: его создатель, патриарх Никон, задумал в свое время воспроизвести под Москвой святыни Иерусалима. При строительстве монастырских храмов много использовалось разнообразной керамики. И в музейной археологической экспозиции там можно увидеть множество непонятных нашему современнику круглых небольших изделий: вроде катушек или коротких толстых трубочек. А это монастырские гончары для монастырских рыбаков как раз и делали глиняные грузила для сетей. Такие грузила использовались по всей необъятной России в сотнях тысяч сетей.
А вот кирпичное производство было делом серьезным. Чем дальше, тем больше требовала Россия кирпича: глинобитные печи заменялись кирпичными, стали появляться кирпичные фундаменты построек, кирпичные амбары, кирпичные нижние этажи домов богатых крестьян, особенно державших лавки или кабаки. И помещикам множество кирпича требовалось, и на казенные сельские учреждения – мало ли куда шел кирпич. И в городах, и в селах на крохотных кирпичных заводиках работали те же крестьяне. Такой заводик в своей автобиографической книге «Смех за левым плечом» описал покойный писатель В. А. Солоухин, выходец из с. Олепина Владимирской губернии. Держал этот «завод» его дед: глинище, т. е. большая яма, из которой брали глину, тачка для ее перевозки, несколько досок от глинища до стола, на котором выделывали кирпичи, чтобы тачку возить, широкий и длинный тесовый стол для работы, полки для сушки кирпичей да навес над ними. Все оборудование – раздвижной ящик без дна: шмат глины кидали в него, плотно набивали деревянным молотком, чекмарем, и, раздвинув ящик, вынимали полуфабрикат, шедший в сушку. Сырые кирпичи аккуратно ставили на полках рядками на ребро. Все работники – из своего семейства, а поскольку мужиков не хватало, то на сезон нанимали и работника. Когда высушенных в тени кирпичей набиралось несколько тысяч, из них насухо складывали печь, так, чтобы между кирпичами оставались щели. Затем готовую печь растапливали, и она сама себя обжигала: огонь проходил между всеми кирпичами, как сквозь сито. Потом эту печь-времянку разбирали и получали готовенькие звенящие обожженные кирпичи. Таких примитивных кирпичных заводиков с одним-тремя работниками по всей стране были тысячи и тысячи. А кирпич они производили отменный, не чета нынешнему. Старый кирпич однородный, хорошо промешанный, без камешков, по небрежности попавших в глину, равномерно пропеченный и обожженный до хорошего темно-бурого цвета, и при ударе даже звенит.
Кладка из чистого, хорошего кирпича красива. Еще лучше, если гладь стены перемежается поясками поребрика (кирпич кладется так, что наружу выступает его угол) и бегунков (наружные кирпичи в кладке ставятся «шалашиком») да валиками из тесаного или лекального (фигурного) кирпича. Так когда-то выкладывали карнизы построек. А еще лучше – изразцовые фризы и вставки. Во всех старинных русских городах можно еще увидеть церкви, обильно украшенные изразцами – зелеными муравлеными, желтыми, синими, рельефными или расписными. А в Москве на улице Полянка в Замоскворечье стоит храм святого Григория Неокесарийского, под карнизом которого идет широкий пояс изразцов, украшенных полихромным (многоцветным) орнаментом «павлиний глаз». Делал эти изразцы известный в XVII веке мастер ценинного дела, как называли изразцовое производство, Степан Полубес. Его специально пригласили в столицу из Белоруссии. А на Гончарной (!) улице позади станции метро «Таганская»-кольцевая стоит церковь Успения Божьей Матери, также XVII века, и также обильно украшенная изразцами. И, присмотревшись, можно заметить, что изразцовый фриз, идущий под карнизом ее трапезной, состоит из изразцов разного рисунка и цвета. В Гончарной слободе, в Заяузье, отделенном от Москвы широкой тогда рекой Яузой с ее низменными болотистыми берегами, жили и работали гончары, не опасаясь спалить деревянную столицу открытым огнем своих горнов. Жил здесь и Степан Полубес. А когда он умер, его родственники якобы отдали все оставшиеся в его мастерской изразцы в приходской Успенский храм на помин души мастера.
Значит, изразцы эти делали те же гончары: расписывали высушенные глиняные пластины либо отштамповывали их в формах, покрывали поливой. Как и кирпичное производство, ценинное дело очень древнее: храмы еще домонгольской эпохи складывались из чередующихся поясов белого известняка и плинфы, сравнительно тонкого большемерного кирпича, и украшали их изразцами. А более того, покрывали изразцами печи в парадных палатах. Некоторые из таких печей XVII века стоят, например, в московском Новодевичьем монастыре, в Новоиерусалимском монастыре под Москвой. Здесь же, в Новом Иерусалиме, в грандиозном соборе с приделами стоят огромные изразцовые иконостасы удивительной красоты.
Изразцовые печи с одноцветными, расписными или рельефными изразцами дошли до нашего времени. Только делались они уже не в виде пластин, а коробчатыми: к наружной поливной прямоугольной пластине примыкает румпа, открытая коробочка с отверстиями, в которые закладывалась проволока для лучшего скрепления изразца с кладкой. Румпа нужна для того, чтобы при нагревании печи изразцы, более плотные, нежели кирпич, и имеющие другой коэффициент расширения, не полопались и не отвалились.
Так что гончарное ремесло – дело не столь уж простое, хотя, конечно, не боги горшки обжигают.
Впрочем, изготовление изразцов – не крестьянское ремесло. Недаром мастера ценинного дела были горожанами, хотя бы тот же Степан Полубес. А в XIX веке работали настоящие изразцовые фабрики.
Гончарное ремесло существовало повсюду: лишь были бы залежи подходящей глины да недорогое топливо. В так называемой Озерной области России, в ее северо-западном углу, оно особенно было развито в Олонецкой и Новгородской губерниях. В Олонецкой
