губернии много гончаров было в Лодейнопольском уезде по р. Ояти. Среди нынешних коллекционеров народной глиняной игрушки известна игрушка оятская, крайне редкая. Велось гончарство и в Вытегорском, Каргопольском, Пудожском и Повенецком уездах, но качество тамошних изделий не выдерживало сравнения с оятскими. И опять же каргопольская игрушка сегодня известна чрезвычайно широко, почти как дымковская. В Новгородской губернии, в Череповецком уезде, особенно в деревнях Новотрюмове, Гарке, Острове, в Боровицком уезде в Княжем Селе, в Тихвинском уезде по р. Явосьме и Ояти также обжигали посуду, большей частью в домашних печах, а на Ояти в специальных горнах. Цены были низкие: горшки шли по 1–5 копеек за штуку, крынки по 6–10 копеек за десяток. А в Приуральском крае более широкие размеры гончарный промысел принял лишь в Вятской губернии, где им в начале ХХ века занято было более 4300 человек. Наибольшее число гончаров здесь было в Вятском, Котельническом, Яранском и Нолинском уездах. Дымковская игрушка как раз и происходит из Вятского уезда.
Однако крестьяне-гончары не ограничивались простыми горшками, кирпичами и даже изразцами. Под Москвой существует древний район гончарного производства – Гжель. Это именно район, охватывавший множество деревень. Здесь залегала не простая красная гончарная глина, а огнеупорная белая. Еще царь Алексей Михайлович повелел в 1663 году везти из Гжельской волости глину в Москву для изготовления аптекарских сосудов. И гжельские крестьяне в XVII веке поставляли свою глину на подмосковные стекольные и гончарные заводы. В начале XVIII века на основе гжельских глин в Москве, в Алексеевской слободе открылась «Ценинных и табачных трубок» фабрика Афанасия Гребенщикова. А позже работавшие у Гребенщикова гжельские крестьяне открыли гончарное производство у себя дома. В 1787 году в селе Гжели и близлежащих деревнях работали 25 фабрик, производивших майолику, полуфаянс, фаянс и фарфор.
Если взять глину тонкую, состоящую из мелких частиц, а температуру обжига повысить, получим уже не простую керамику, а майолику, материал прочный и как бы покрытый глазурью: это расплавился поверхностный слой глины. Взяв еще более тонкую глину и еще более повысив температуру обжига, получим всем известный фаянс, из которого сделаны раковины в ванных комнатах и унитазы. А из специально приготовленной мельчайшей глины и при очень высокой температуре получим уже фарфор с тончайшим и твердым, как стекло, черепком. Тонкая глина так сплавилась в фарфоре, что, глядя через фарфоровое блюдце на просвет и шевеля сзади него пальцами, можно увидеть смутную тень от них. Если же ничего не будет видно, то это не фарфор, а обычный фаянс. Хороший фарфор тончайший, как яичная скорлупа. Из обычной глины такой черепок не сделаешь. И может он быть не только белый, но и желтый и даже черный: такой фарфор изготовляли в Китае и Японии. Все зависит от цвета глины. Только это не просто глина, а глина отмученная. Можно очень жидко развести глину в посудине с водой и оставить на некоторое время: самые крупные, т. е. самые тяжелые частицы ее упадут на дно. Затем сольем мутную воду в другой сосуд и вновь оставим на некоторое время в покое. Вновь самые тяжелые частицы выпадут в осадок. И так раз за разом. В конце концов, после нескольких отмучиваний мы получим тончайший слой самой тонкой глины – материал для фарфорового производства.
Конечно, крестьянский гжельский фарфор – не китайский и не японский, он толстоват и грубоват, это все-таки фаянс, украшенный синей кобальтовой росписью в народном вкусе. Расцвет его, когда был выработан единый стиль, приходится на 1830–1840‑е годы. В это время на территории Гжельского керамического промысла в деревне Ново-Харитоново появился первый фаянсово-фарфоровый завод местного кузнеца Якова Васильева с сыновьями Терентием и Анисимом, которые позже стали прозываться Кузнецовыми. Потомки Терентия и Анисима перенесли производство в Дулево Владимирской губернии, а фирма Кузнецовых стала ведущей в фарфорово-фаянсовом деле. Крупными производителями фаянса и фарфора в Гжельском районе стали в 1820–1830‑х годах Федор и Петр Тереховы, создавшие завод в селе Речицы. А в 50–60‑х годах в Гжели и окрестных деревнях работало около 120 фарфорово-фаянсовых заведений, имевших около 140 горнов для обжига, и занято здесь было свыше 2,5 тысяч человек. Помимо местных глин, гжельцы использовали в производстве и привозившийся из Глуховского уезда Черниговской губернии каолин.
Гжельские изделия не раз выставлялись на выставках и российских, и международных, завоевывая медали. И делали этот фарфор, ценимый сегодня коллекционерами и искусствоведами, обычные крестьянские руки на десятках крохотных домашних заводиков, иногда существовавших всего несколько лет, а то и год-другой: домашнее крестьянское ремесло, перемежающееся с сельскохозяйственными работами, обычно недолговечно. Вряд ли гжельские крестьяне видели стоившие огромных денег китайские и японские изделия из фарфора и уж, конечно, не слыхивали они об изобретении Бетгером саксонского мейсенского фарфора и не держали в руках тонкого французского севрского фарфора. Скорее всего, это крестьянская смекалка привела их к созданию русского народного фарфорового ремесла.
Рис. 126. Гончарный круг
Рис. 127. Горшок
Рис. 128. Кринка
Рис. 129. Корчага
Рис. 130. Двойнята
Рис. 131. Рукомой
Рис. 132. Чашка
Рис. 133. Латка
Рис. 134. Кубышка
Рис. 135. Глиняная свистулька
И наконец, гончарная глина требовалась для постройки печей: без печи изба – не изба, а только клеть. Нынче досужие литераторы всех мастей, от легкомысленных журналистов до беллетристов, чего только не понаписали о волшебниках-печниках и принадлежащем только им секрете печной кладки. Между тем строительство простой русской печи особого искусства не требовало, и никаких секретов в ней нет. К тому же наши современники не понимают, что это такое – русская печь. Многие уверены, что это печь с лежанкой. Нет, лежанка может быть у любой печи. Мне довелось дважды класть печи – свояченице и себе. И моя печь, поставленная еще в 1992 г., стоит себе, и греет большую избу на две половины (общая площадь – 40 квадратных метров). И варочная плита с топкой в ней есть, и лежанка. Но все же это – не русская печь.
Русская печь – печь с открытым огнем на поду под сводом. Веками в деревне ставились печи «по-черному», без дымохода. Были они глинобитными. В основании лежал срубленный из толстых брусьев опечек (опечье), на углах которого, упираясь в матицу, стояли один-два печных столба. Могли ставить и четыре столба: два временных. Между ними из досок строилась опалубка, в которой большими тяжелыми деревянными молотами сбивалась сырая глина, так, как она лежала в глинище. Сбив глину высотой примерно по пояс, на нее ставили полукруглую, на кружалах, опалубку будущего свода. Когда печь полностью сбивали, и она высыхала, опалубку, в том числе и внутреннюю, разбирали. Конечно, все это тоже нужно было знать и уметь. Так что, действительно, печи ставили мастера-печники.
Дым в такой печи выходил из устья прямо в избу, вытягиваясь в волоковое оконце в противоположной стене, или в деревянную трубу в потолке. А когда русские печи стали ставить из кирпича на глиняном
