правая рука покоится на перекрестье рукояти меча, а левая на набалдашнике. Фоном служит арочное окно, на своде которого запечатлена дата: 1552; а сверху на гербовом щите начертаны слова: Alterius Nonsit qui suus esse Potest[254]. Портрет, несомненно, срисован с подлинной гравюры Августина Хиршфогеля 1540 года».
«Лабиринт» был включён в хузеровские издания, а в 1599 году вышел в свет новый выпуск нюрнбергской версии.
На исходе 1537 года Парацельс отправился в Филлах, в Каринтию[255], и прожил около девяти месяцев в городке и его окрестностях, где он в последний раз был на пути из Венеции в Вюртемберг одиннадцать лет тому назад. По всей вероятности, он не знал о смерти своего отца, пока не получил известие в Вене, и даже вполне возможно, что восстановление его репутации и успех «Большой Хирургии» побудили его навестить отца и что он узнал о его смерти по прибытии в Филлах. В любом случае, члены магистрата, должно быть, утешили его, исполнив свои обязанности в отношении завещания отца. Какими бы ни были обстоятельства, сопутствовавшие его приезду в родные края, для него они были печальными. Ему передали завещанное имущество, а так как исполнение формальностей требовало времени, он принял предложение администрации Фуггеров занять на этот период должность металлурга. Управляющие строили перспективы в отношении золота в дополнение к свинцу и серебру, для чего была намечена долина реки Лавант. Парацельс провёл тщательное исследование минеральных ресурсов Каринтии и особенно подробно изучал ручьи и реки с их добычей в виде металлов, вынесенной из горных недр. Он нашёл достаточно оснований предположить присутствие золота, «высокопробного и беспримесного золота, в изрядном количестве и чистого, которое находили рудокопы в прошлом и которое может быть найдено сейчас». Результатом его изысканий стала книга, которую он написал в августе 1538 года и передал в дар членам Государственного Собрания Эрцгерцогства Каринтии для общественного пользования. В ней он указывает на многочисленные лекарственные средства, которые находятся в водах, рудах и растениях, особенно для лечения подагрических болезней. Он отослал «Хронику Каринтии» вместе с тремя другими сочинениями в адрес государственных мужей с просьбой обеспечить их публикацию. Одним из добавленных сочинений был завершённый им в Кромане трактат «Тартарические [виннокаменные] болезни» о недугах, вызываемых повышенной кислотностью, таких как подагра, каменная болезнь, почечный песок и т. д. Другое сочинение имело заглавие «Лабиринт заблуждающихся врачей». Третьей работой были его знаменитые «Доводы в защиту», «дававшие отпор клеветническим нападкам его недоброжелателей».
В это время он проживал в Санкт-Файте, близ Филлаха, и вручение им «Хроники Каринтии» Государственному Собранию датировано 19 августа 1538 года. Двумя неделями позже он получил благодарственное письмо «от его членов, собравшихся в Клагенфурте[256], – благородному и славному Ауреолу Теофрасту фон Гогенгейму, Доктору обоих искусств медицины, нашему подлинно доброму другу и дорогому Учителю», в котором его заверяли, что Эрцгерцогство само озаботится скорейшим опубликованием его книг. Но, к сожалению, члены Государственного Собрания удовлетворились лишь этим обещанием. И только в 1563 году, через двадцать два года после смерти Гогенгейма, трактат о «Тартарических [виннокаменных] болезнях» был опубликован в Кёнигсберге Иоганном Даубманом и в Базеле Адамом фон Боденштайном, а первое издание «Лабиринта», как мы убедились, неудовлетворительного качества, было напечатано в Нюрнберге в 1558 году. Улучшенное издание «Тартарических [виннокаменных] болезней» появилось в Кёльне. Его опубликовали наследники Арнольда Бир-кмана четверть века спустя после обещания, данного их автору. В том же, 1564, году в Кёльне ими были изданы сразу три книги: «Хроника Каринтии» с полным текстом дарственного письма в адрес знати Эрцгерцогства, «Лабиринт заблуждающихся врачей» и «Тартарические [виннокаменные] болезни».
Парацельс
Копия с гравюры работы Хиршфогеля, сделанного в Лайбахе или Вене, когда Парацельсу было сорок семь лет
Когда 1538 год подходил к концу, Парацельс находился в Лайбахе[257], в Карниоле, и встретил там Августина Хиршфогеля, или Хирсфогеля, который написал его портрет и воспроизвёл изображение в виде гравюры. Этот портрет был тем оригиналом, с которого изготовлялись почти все позднейшие изображения Парацельса в виде гравюр на дереве и гравюр иного рода. Одной из них уже было уделено внимание. Высказывались предположения, что Хиршфогель задумывал её для воспроизведения в виде «летучего листка». И она, несомненно, была применена по назначению, так как являла собой прекрасный и передающий настроение образ. Она оказалась одним из тех изображений, которые наиболее точно передают его характерные особенности; и поэтому её копировали с добавлениями и изменениями или без оных в течение более ста лет. Хиршфогель сам внёс некоторые изменения в 1540 году, и об этом варианте д-р Аберле приводит следующие подробности:
«Гравюра Хиршфогеля отличается от копий наличием цоколя у пилона, который возвышается за правым плечом Гогенгейма, при этом карниз цоколя находится на уровне его глаз. Узкая стена позади пилона опирается на цоколь.
Поперёк верхней части пилона, во всю ширину гравюры протянулась дощечка с надписью, выполненной в декоративной манере и обрамлённой двойной линией:
ALTERIUS NON SIT QUI SUUS ESSE POTEST.
Под изображением есть вторая дощечка, большего размера в высоту, на верхнем ребре которой покоится левая рука Гогенгейма; на дощечке мы видим неполное имя и второй из его любимых девизов:
EFFIGIES AUREOLI THEOPHRASTI AB HOHENHEIM,
SUE ǼTATIS 47.
OMNE DONUM PERFECTUM AB DEO
IMPERFECTUM A DIABOLO.
15AH40.
ПОРТРЕТ АУРЕОЛА ТЕОФРАСТА ФОН ГОГЕНГЕЙМА
47 ЛЕТ ОТ РОДУ.
ВСЁ СОВЕРШЕННОЕ ДАЁТСЯ ОТ БОГА,
НЕСОВЕРШЕННОЕ ОТ ДЬЯВОЛА.
Как мы знаем, весьма грубый и плохо исполненный оттиск с этой гравюры на дереве использовал Хузер в качестве фронтисписа[258] к каждому тому изданных им трудов Парацельса. Черты лица поражают; контур подбородка и щеки изящен и благороден. Маленький рот с плотно сжатыми губами выражает решимость. Линия лба образует уходящую плавно вверх величавую кривую. Голова облысела, лишь по бокам остались курчавые пряди волос. Из больших, глубоко посаженных глаз струится давно поселившаяся в них грусть. Он одет в простой кафтан поверх рубахи, стянутой по вороту, отороченному неширокой кружевной оборкой. Его правая рука крепко сжимает набалдашник, а левая – перекрестье рукояти меча, о котором сложено так много преданий – к примеру, о том, что внутри рукояти он держит в неволе демона, заставляя его действовать по своему наущению, или прячет там свой высокоценный лабданум, или что меч сам исполняет его приказания.
Ах, преданный Азот, так вырвись же
Из-под хозяйской хватки теперь в последний раз.
