замерзать. Наверное, я бы уже давно превратилась в ледышку, если бы не мой ромб, который вдруг начал делиться со мной теплом. Сначала он немного нагрелся, обогревая только грудь. А затем тепло начало волнами расходиться по телу, не давая ему окоченеть. И хотя лежать мне было жестко, а ладони и стопы немного стыли, в целом было терпимо.
А вот состояние Ханни мне не нравилось. Она делалась все белее и белее, и временами проваливалась в обморок, хотя такого не должно быть — все-таки она демоница, существо крепкое и физически, и душевно. С ней явно творилось что-то плохое.
— Ханни, — шепотом позвала я. И когда она с трудом повернула голову, я горячо зашептала:
— Держись, дорогая, не сдавайся. Пожалуйста. Думай о тех, кто тебе дорог.
Она слабо улыбнулась:
— Я сирота, Реджи, мне не о ком думать.
Я возмущенно зашипела:
— Ты что!? А Дизаэрли? Вы же подружились с ней, я знаю, ты ей нравишься. И Мариус… Он ведь того, втюрился в тебя с первого взгляда!
Девушка ничего не ответила, а я снова стала думать о том, в кого сама втюрилась с самого первого взгляда. И вдруг в груди легонько торкнуло, ромб начал мелко вибрировать, и я услышала Ария!
Не знаю, как сдержалась, чтобы не закричать от радости. И слава Мирозданию, потому что в этот момент на сцене появились новые действующие лица…
Глава 58
Послышались шаги и смеющиеся голоса, будто к нам приближалась компания празднично настроенных людей.
Первым в поле моей видимости появился Янис. Вот он не был весел. Наоборот, его пошатывало, и на половину лица расползлась густая краснота, похожая на уродливое родимое пятно — знатно его моим ромбом приложило. За ним вышагивал высокий красавец под ручку с довольной Ребеккой.
Мерзавка остановилась возле меня и окинула брезгливым взглядом. Похоже, этот взгляд — часть этикета местных дам. Или со мной что-то не так, раз здешние леди почти поголовно смотрят на меня, как на собачью какаху, в которую наступили новенькой кроссовкой. В любом случае, в ответ я искренне пожелала негодяйке всего самого наихудшего и отвернулась.
Ничего не ответив на мои чистосердечные слова, предательница подошла к Ханни, и оценивающе ее осмотрев, манерно протянула:
— Варис, дорогой, похоже демоница сейчас концы отдаст. Стоит поспешить с ритуалом.
На эти слова красавчик тоже подошел к Ханни и принялся внимательно ее рассматривать. Потом приобнял Ребекку за талию и нежно поцеловал в лоб:
— Ты права моя прелесть, нужно поспешить.
Меня даже передернуло, такой у этого красавца оказался противный, просто отвратительный голос. А Ребекка, все также растягивая слова, прогундела:
— Но для ритуала у нас нет третьего тела, дорогой.
Красавец с мерзким голосом негромко рассмеялся:
— Лорена, моя любовь, как приятно с тобой иметь дело — ты всегда видишь суть проблемы.
Лорена? Помнится, Янис говорил, что у него есть подопечная с таким именем.
Словно отвечая на мой вопрос, Янис прошипел:
— Ты подлая тварь, Лорена. Я вложил в тебя столько сил, заботился о тебе, устроил твое участие в королевском отборе. Я тебе доверял, предательница.
Вместо девушки ответил ее кавалер:
— Янисарий, мой любимый старший сын, тебе стоит запомнить, что доверять женщинам может только глупец. Умный мужчина будет использовать их любовь к предательству.
Ребекка злорадно засмеялась:
— Янисарий, ты всегда был слишком самонадеян.
— Лорена права, дорогой сын, — по ушам снова резанул отвратительный голос красавца — самонадеянность всегда приводит к неосторожности. Хотя, лично я люблю таких как наша дорогая Лорена — ими удобно пользоваться, и не жалко пустить в расход, когда надобность в них отпала. Главное, точно знать кому еще, кроме тебя, она служит.
И громко скомандовал:
— На алтарь ее!
Ребекка дико закричала и принялась изо всех сил вырываться, когда мужчины в масках грубо скрутили ее и мигом растянули на пустующем пьедестале. Она тяжело дышала, лицо искажала гримаса ужаса и неверия в происходящее.
— Варис, — прошептала она. В глазах девушки застыло недоумение и страдание — я ведь люблю тебя. Я все делала, что ты хотел. Все что угодно, только для тебя. И ты клялся, что я твоя единственная любимая.
Красавец неспешно приблизился к ней и, с нежностью глядя в залитое слезами лицо, проговорил:
— Моя дорогая драконочка, твоя любовь заслуживает награды — именно твое тело станет третьим лучом, который принесет мне могущество. Ты должна быть горда этим, моя дорогая.
Мужчина еще некоторое время смотрел на свою плачущую в отчаянии жертву, а затем хлопнул в ладоши:
— Начинаем ритуал!
Я в ужасе смотрела на происходящее, а в памяти всплыли мои недавно сказанные Ребекке слова. Мама родная, ведь я от души пожелала ей всего наихудшего. И, похоже, мое пожелание только что сбылось — что может быть хуже для женщины, чем предательство мужчины, которого она любит?
И сразу вспомнились икающий Станислас и подавившаяся Пиньская…
Меня затошнило. То ли от осознания, что проклятия из моих уст это не просто слова. То ли от понимания, что нас сейчас начнут убивать. А скорее всего, от всего сразу.
Между тем вокруг нас началось движение. Откуда-то вышли несколько мужчин в плащах с надвинутыми на лицо капюшонами, окружили наши пьедесталы и, взявшись за руки, монотонно запели что-то вроде молитвы. От этих звуков меня охватил какой-то странный, вязкий, почти мистический ужас, поднимающий дыбом волоски на коже и ядовитой змеей заползающий в разум.
Воздух вокруг сгустился, потемнел и остро запах дымом. Вокруг пьедесталов появилось красноватое сияние, подсвечивая снизу фигуры в капюшонах и превращая их в уродливые, адские персонажи.
Меня все сильнее трясло от ужаса. Ребекка рядом жалобно скулила. Ханни, наоборот, не подавала никаких признаков жизни.
За моей головой произошло какое-то движение и на лоб, обжигая кожу, капнула тяжелая горячая капля. Я дернулась, и начала вертеть головой, но ее тут же зажали ледяные руки, не давая шевельнуться. Горячая жидкость снова полилась, обжигая, растекалась по лицу, заставляя меня мычать от боли и изо всех сил зажмуривать глаза, чтобы их не выжгло. Сквозь собственные стоны я слышала крики Ребекки и абсолютную тишину со стороны Ханни, и это пугало еще сильнее.
Наконец эта пытка прекратилась, мою голову отпустили, и я попыталась разлепить глаза. Получилось с трудом, но я хотя бы могла видеть.
Обстановка почти не изменилась — капюшоны все также стояли и пели, а саркофаги сияли красным. Только вот красавчик с мерзким голосом за это время успел раздеться догола, и теперь он стоял между поющими капюшонами и линией
