Ребята помогут… обещали.
— Раз обещали, тогда действительно можно и в два счета. И я чем могу, пособлю.
— Да вы не беспокойтесь, — снова вмешалась Галя. — Мы сами…
— Да нет, я побеспокоюсь, милая невестушка. Мне ведь тоже где-то жить надо. Дом-то наш новый я пока строителям передал. Так что пока вместе будем. Глядишь, и мне веселее будет.
Гости загудели, зашушукались.
— Раздумал? — прямо спросил Илья Смолина.
— Раздумал, — твердо сказал Смолин. — Нельзя столько недоделанных дел бросать. Не могу.
Гости радостно загомонили.
— Вот теперь и свадьба в самый раз! — крикнула Галина мать. — На душе легче… Да чего ж стоим-то? Давайте за стол, за стол… Павел Егорович, ты рядышком с молодыми садись…
Гости шумно стали рассаживаться за столом.
Свадьба гремела песнями, переплясом, положенными по такому случаю тостами и выкриками. Смолин и Илья Жернаков вышли на крыльцо, закурили.
— Знаешь, кого я в обкоме встретил? — спросил Илья.
— Анисимова?
— Его.
— Постой, а ты по каким надобностям туда подался, — заинтересовался Смолин. — Отпуска недогулял, домой не заехал — и сразу по начальству. Не зря твоя Ирина, выходит, беспокоилась.
— С Ириной-то мы договоримся…
— Рассказывай, не томи!
— Сколько вот я тебя, Павел Егорович, дипломатии учу, а все без толку. Прешь напрямки.
— Какая к черту дипломатия в делах?
— Резко ты, понимаешь, изложил всё. Прямо одни враги вокруг.
— Не преувеличивай, я ведь только по делу.
— Просвиров при всех так и отрезал — Смолин ваш думает, что у него одного голова на плечах.
— Обсуждали, выходит?
— Обсуждали. А Анисимов наш молодец, толковый мужик. Проглядел я его за всей этой суетой. Думал, озлоблен, молчит все. А он там так начал излагать… Мне даже добавить нечего было.
— Что решили?
— Так уж и решили сразу. Разбираться будут.
— Скоро сказка сказывается…
— Не скажи, дело срочное. На заметке.
Из дома с шумом и песнями выплеснулись во двор гости.
— Павел Егорович, миленький, — подскочила Галя, — вы же замерзли совсем… — Она накинула на плечи Смолина полушубок.
— Виктор давно уехал? — спросил Смолин у Василия.
— Сразу за вами. Позвонил куда-то, потом приходит, говорит — ехать надо. Я ему — совесть-то имей, свадьба послезавтра.
— А он?
— У меня, говорит, тоже дела семейные. Извинился, правда…
— Мне ничего не передавал?
— Ничего. Всё равно, говорит, это самое… Не поедет он никуда. Ты, говорит, ему помоги, если что…
В заснеженном прямоугольнике двора плясала и пела свадьба.
Недопетая песня
Дом Смолина ставили на холме, у дороги, на краю поселка. Уже сложили темные от времени бревенчатые стены, над которыми взметнулись новые смолистые стропила. Внутри был настлан новый, усыпанный стружкой пол. Да ещё оклад белел свежесрубленными плахами. У стен дома стояли рамы окон, рядом — деревянное кружево старых наличников. А ещё на вкопанные новые вереи навесили старые ворота, но забора вокруг еще не было…
В доме работало несколько человек. Смолин с Василием работали наверху, готовили обрешетку будущей крыши. Сверху хорошо был виден почти весь новый поселок, заснеженные поля за ним, неподалеку вырубка, дальше дно будущего моря, а ещё дальше, окрест — сплошным кольцом тайга. Смолин топором ловко вгонял гвозди, Василий делал запилы на стропилах, потом быстро вырубал топором паз…
— Павел Егорович! — крикнули снизу.
Смолин глубоко вогнал топор в бревно, посмотрел вниз. Внизу стояла секретарша с папкой.
— Наряды подписать, — крикнула она.
Смолин спустился в дом, смахнул стружки с самодельного из широкой доски верстака и, пристроившись на нем, стал неторопливо просматривать и подписывать наряды. В доме гулко стучали топоры, звенела пила. Смолин поднял голову, посмотрел на Василия, который вдруг громко и не очень музыкально запел какую-то песню.
— Всё, что ли? — спросил Смолин, отдавая наряды. Секретарша протянула ещё какую-то бумажку. Смолин подписал. Спросил: — С управления звонили?
— Звонили. Сводку просили.
Секретарша ушла. Смолин шагнул было к лестнице, ведущей на крышу, поставил ногу на перекладину, посмотрел наверх, на поющего Василия, хотел что-то сказать и — замер. С трудом поднял руку, чтобы расстегнуть ворот, не дотянулся. Прислонясь спиной к бревнам стены, медленно сполз на пол. Из последних сил поднял голову, посмотрел вверх. Над головой, запутавшись в смолистой сетке стропил, слепило глаза солнце. Но Смолин его уже не видел. Сердце, уколов острой последней болью, сгорело.
А Василий все пел и пел свою песню. Внизу проезжали машины, неподалеку бульдозер расчищал от притаежного мелколесья очередную строительную площадку, у школы разгружали новенькие парты, поднялся с земли и ровно встал в пробуренную яму очередной столб электропередачи, малыш играл у дома, складывая в кучку розоватую лиственничную стружку, пробегавшая мимо с почтовой сумкой Галя остановилась и помахала Василию рукой…
Эпилог
На будущем кладбище совхоза Илимский могила Смолина стала второй. Первой была перенесенная со старого кладбища могилка Полины Витальевны Шуваловой — заслуженной учительницы, сорок четыре года проработавшей в сельской школе старой деревни, будущим летом сожженной дотла, дабы освободить место начинающемуся наполняться Илимскому водохранилищу. Зимой на могилу Смолина цветов было не раздобыть, сплели венки из еловых лап. На месте будущего постамента пока стояла жестяная пирамидка со скромной надписью, старательно выполненной местным самодеятельным художником: «Директор совхоза «Илимский» СМОЛИН П. Е. 1931–1977 гг. А под пирамидкой сиротливо сидела большеглазая кукла, которую принесла на похороны деда внучка Оленька Смолина.
Часть третья
Юбилей. 1988 год
