class="p1">— А как же! — раскрытой ладонью прикасаюсь к плоскому животу. Смотрим друг на друга, оба понимая, в каком моменте находимся. Там, под моей ладонью, развивается маленькое сердечко. Сердечко нашего ребенка.
Моя малышка забирается мне на колени, вновь задевая больную руку. Прощаю ей эту оплошность и готов терпеть, потому что видеть ее счастливые глаза — самая драгоценная награда для Адвоката Романова. Юлька виснет на мне точно маленькая мартышка, такая легкая, невесомая, словно пушинка. Обвивает стройными длинными ногами за талию, а руками обхватывает шею.
— Костя, значит ты меня не бросишь? — мечется по моему лицу глазами.
— Не надейся, — отрицательно кручу головой.
— И… — делает глубокий вдох, — мы прямо будем жить вместе? Нуу-у…как семья? — загораются ее глаза неподдельным блеском восторга и ожидания.
Я сдерживаю себя изо всех сил. Из груди наружу рвется истерика и приступ ржачного ора, но раз уж у нас тут серьезный, вроде как, разговор, подавляю порывы веселья.
Звездец, Романов, завел частный детский сад!
— Самая настоящая семья: я и трое моих детей! — отвечаю Смутьянке.
— Каких детей? Кость? — Сурикова отстраняется, а ее руки на моей шее напрягаются.
Спешу скорее уточнить, чтобы не быть случайно задушенным. А она может.
— Рита, мой сын, — киваю на ее живот, — и ты! — откровенно ржу я и получаю пинок по ребрам. Блть… прямо по тому, где рентген указал на трещину.
— Дурак, — деланно обижается и заваливает меня на постель, усаживаясь на том самом месте, благодаря чему, мы сейчас в отделении гинекологии. — И почему ты решил, что у нас будет сын? — Юлька начинает елозить по моим причиндалам, тем самым заставляя мою кровь отпрянуть от головы и бурлящим потоком устремиться книзу.
— Троих катастроф я не вывезу. Думаю, вас с Ритой мне будет достаточно.
Хулиганка не успевает мне ничего ответить, потому что дверь в палату резко распахивается, и молодая девушка ввозит штатив с капельницей. Юлька тушуется и ловко с меня спрыгивает под смущенный взгляд медсестры:
— Простите. Я зайду попозже, — оставляет систему, не поднимая головы, и удаляется из палаты.
Поправляю брюки и встаю, намереваясь отсесть от Хулиганки подальше. Не стоит забывать, где мы находимся, и о том, что врач рекомендовал полный физический покой. Но девчонка не отпускает, удерживая за руку, и я присаживаюсь рядом.
— Костя, — зовет моя Катастрофа. Атмосфера вмиг превращается из игривой и расслабленной в густую вязкую глину. — Мне страшно.
— Чего ты боишься?
— Я боюсь, что меня посадят, и наш ребенок родится в тюрьме.
Твою мать.
Наверное, я еще долго буду привыкать к ее перепадам настроения и безумствам, фонтанирующих из ее сладкого рта.
— Не исключено, — опускаю голову и принимаю самый удрученный вид, какой только могу в этих условиях. — И он родится сразу в наколках и с отпечатком тюремщика.
Юлька долго смотрит на меня. А я жду, когда Смутьянка улыбнется, и в меня полетит подушка с ее любимым: «Дурак».
Но я никак не ожидаю, что Сурикова начнет всхлипывать и реветь маленькой обиженной девочкой.
Вот черт, Романов, умеешь ты поддержать.
— Юль, я же пошутил, родная, — успокаиваю и снова прижимаю к себе, целую в макушку, поглаживаю запястье в том месте, где частит пульс. — Никто тебя никуда не посадит.
— Нет? — задирает подбородок и смотрит глазами, полными надежды. — У тебя есть какая-то информация, Кость? Нашли того, кто… — замолкает, не в силах окончить фразу.
— Следствие идет, Юль. Ребята работают. Но теперь хотя бы понятно, что в то время, когда ты приходила к Свирскому, он был уже мертв, — да, а его кровь отравлена героином. Но об этом я решаю смолчать. Моей малышке сейчас не стоит нервничать, когда придет время, я обязательно ей все расскажу. А пока пусть ее головка будет забита ее наивным и милым бредом. — Сейчас отрабатывают всех, кто заходил и выходил из подъезда в конкретном интервале времени.
— То есть… меня больше не обвиняют? — подпрыгивает Сурикова.
— А тебя и не обвиняли. Юля, завтра к тебе придет следователь и покажет фотографии, сделанные с камер видеонаблюдения. Они нечеткие и черно-белые, но, возможно, тебе удастся на них кого-нибудь узнать, — вижу, как нервничает Сурикова, потирая ладошки о простыни. — Юля, я буду здесь, с тобой. Ничего не бойся. Он задаст пару вопросов и уйдет. Договорились?
А на вторник намечено первое слушание и даже я, отпетый атеист, молю Бога, чтобы до него следакам удалось что-нибудь дельное нарыть. И как бы паскудно это не звучало, но я рад, что моя Хулиганка сейчас находится под врачебным присмотром и у нее есть официальный отвод, чтобы не присутствовать на слушании и не впитывать в себя следственное дерьмо.
— Ну-у… хорошо. Боже, — моя девочка устало падает на подушку. — Неужели этот кошмар скоро закончится?
Мне не хочется ее огорчать, поэтому упрямо молчу. Этот кошмар будет еще долгим. Уверен, вымотает нам немало сил и нервов, но это другая история. Она закончится, когда-нибудь всё непременно закончится, ну а жизнь, которая бьется внутри моей сильной, смелой, упрямой и такой наивной Хулиганки, — будет продолжаться всем невзгодам назло.
51. Константин
2 недели спустя
Стоя перед дверью в палату, заношу руку, чтобы, как обычно, оповестить о своем прибытии, но останавливаюсь. Рука замирает в воздухе, так и не коснувшись пластиковой поверхности. Осторожно толкаю дверь и зажмуриваюсь, потому что знаю — сейчас раздастся скрип. За две недели я изучил в этом отделении каждую трещину в стене и каждый информационный плакат.
Уверен, что меня уже разоблачили, но все равно крадусь. Приоткрываю дверь так, чтобы в проеме могла уместиться половина моего лица. Мимо проходит тучная низкорослая пожилая женщина и бросает на меня насмешливый взгляд. Должно быть, со стороны я выгляжу идиотом, но сегодня мое настроение по десятибалльной шкале стремится к восьми, а это значит, что я — практически душка.
Моя уверенность терпит позорное фиаско, потому что Сурикова меня не замечает. В целом, ей сейчас вообще ни до чего и даже если за окном ее отдельной палаты начнет орать сирена о всеобщей эвакуации, Хулиганка не сдвинется с места. Ее внимание полностью охвачено сериалом на планшете, который она смотрит уже две недели.
Наблюдаю за девчонкой, скачущей по палате точно под энергетиком: она то заваливается на кровать, прикусывая при этом кончик указательного пальца, то резко подпрыгивает и бросается к тумбочке, на которой выставлено огромное блюдо с вафлями и грушами. Вот, коза мелкая! Ей же строго-настрого запретили любые физические нагрузки, а она скачет без зазрения совести. Выпорю. И нажалуюсь лечащему врачу,
