Но ей тут же пришло в голову, какая ирония заключена в еенадежде на то, что черное платье охладит и возможный романтический пыл, и чистоплотские устремления Джека, подчеркнув преимущественно деловой характер ихотношений. Теперь она знает позицию своего будущего мужа, и нет никакой нужды встрогом трауре. Он и без того достаточно мрачно оценивает перспективу их брака.
И если поведение Джека в последние дни может служитьпоказателем их будущих отношений, то незачем беспокоиться о плотскихустремлениях, стягивать волосы в пучок на затылке и прятать формы собственноготела. Он, вероятно, будет в их первую брачную ночь столь же сдержанным иотчужденным, каким был во время каждой их встречи с тех пор, как вернулся изпоездки в приют для сирот.
Тринити подавила вспышку гнева против мужчины, которыйнастойчиво твердил ей, что брак их — навсегда и, следовательно, у нее не будетдругой возможности оказаться в роли невесты; она не наденет еще раз подвенечноеплатье, не услышит восторженные охи и ахи гостей, не почувствует на себелюбящий взгляд жениха, когда он улыбнется ей во время церемонии венчания, апотом, наедине, заключит ее в страстные объятия…
Приложив к груди подвенечное платье, Тринити пообещала себе,что не позволит Джеку испортить этот единственный в ее жизни момент торжества.Она не старалась его приблизить, наоборот, делала все, чтобы его отдалить, нораз уж он наступил, она им насладится вполне.
«Да, так я и поступлю, назло твоему мрачному настроению,Джек Райерсон», — заявила она себе, высокомерно запрокинув голову. Потомона вышла на балкон взглянуть на происходящее во дворе и просто растаяла отвосторга. Воздух был такой свежий, небо такое голубое, а тенистый дворбуквально преобразился: он был уставлен рядами столов, накрытых белоснежнымискатертями и украшенных букетами цветов в вазах. Десятки стульев былирасставлены так, чтобы между ними оставался красивый и удобный проход кневысокому помосту с балдахином над ним.
Элена распоряжалась действиями работников, закреплявшихразноцветные лампионы вокруг помоста, но углядела Тринити и весело ееокликнула:
— Какой прекрасный день для свадьбы, m'ija!
— Ты права, — ответила Тринити, проглотила комок вгорле и взяла себя в руки — все равно это самый важный день в ее жизни,несмотря на Джека Райерсона с его настроениями! — Иди сюда и помоги мнепричесаться. Я хочу, чтобы в день моей свадьбы все было красиво.
К ее удивлению, как только она произнесла эти слова, утропоказалось ей и в самом деле великолепным. Элена захлопотала вокруг нее, осыпаяТринити похвалами ее красоте, и девушка почувствовала себя настоящейпринцессой, особенно после ванны, когда Элена напудрила ее ароматической пудройи с большим искусством уложила ее светлые волосы так, что они падали на спинукаскадом пышных кудрей, украшенных серебряными гребнями, на которых держалисьполураскрытые розовые бутоны.
— Каждый захочет полюбоваться твоим красивымлицом, — приговаривала Элена, слегка подкрашивая ей губы розовой помадой иосторожно прикасаясь щеточкой к ресницам. — У тебя необыкновенный цветглаз. Они как фиалки. Если бы у меня было больше времени, уж я нарвала быфиалок для твоей прически и букета.
— Я люблю розы, — возразила Тринити. — Всепросто великолепно. Как мне отблагодарить тебя, Элена?
— Если ты заплачешь, глаза покраснеют. А если язаплачу, то не смогу остановиться. Скоро гости приедут, а у нас еще ничего неготово. — Элена смахнула выступившие на глазах слезинки и, отступив нашаг, окинула гордым взором дело рук своих. — Как только он тебя увидит, сума сойдет от любви и желания.
Тринити ласково улыбнулась домоправительнице:
— Не расстраивайся, если этого не произойдет. Он такзанят, что, наверное, не заметит, какой чудесный прием ты подготовила за такойкороткий срок. Но я навсегда запомню этот день как самый прекрасный в моейжизни.
— Ладно, тогда… — Элена снова смахнула слезы. —Пора выставлять на столы тамалес [14]. И надо присмотреть замалышкой, не то она, не дай Бог, побежит в свинарник в нарядном платье. —Элена вздохнула и спросила:
— Ты хочешь побыть здесь до начала церемонии? Мой дядяи его друзья сыграют для тебя серенаду, когда ты пойдешь по проходу. Или тыпредпочитаешь…
— Нет-нет, это прекрасно придумано. Девочки пойдут сомной, верно? У нас хватит роз для Джейни, чтобы она разбрасывала их на дорожку?Это, быть может, глупо…
— Это очень мило, m'ija. Я об этом позабочусь. А тыпросто отдохни. И поешь чего-нибудь, чтобы не упасть в обморок. Нам ни к чему,чтобы кто-нибудь подумал, что ты embarazada [15].
— Что? Ох! — Тринити покраснела. — Джеку это,наверное, пришлось бы по душе. Это избавило бы его от хлопот сделать менябеременной нынче ночью.
— M'ija!
— Ладно, для безопасности я поем тамалес. Можно Прямоздесь? Я не хочу, чтобы меня видели раньше времени.
— Конечно, можно. Я пришлю достаточно для тебя и дляЛуизы.
— Она все еще у себя в комнате? Неужели она посмеет неявиться на свадьбу?
— Она будет на свадьбе, — успокоила ТринитиЭлена. — Она хорошая девочка и понимает семейные обязанности. Ни о чем небеспокойся. Это твой день. Мы постараемся сделать его приятным для тебя.
— Ладно, — ответила Тринити мягко. — Спасибоза все, Элена, и особенно за то, что напомнила мне об этом.
* * *
Так много было дел: составить программу действий, выправитьдокументы, заполнить распоряжения, но Джек понимал, что очень важно выглядетьуверенным и непринужденным, когда съедутся гости. Если не считать стычки сКраунами, это первая для него возможность выступить в роли хозяина ранчо«Сломанная шпора» и показать съехавшимся на свадьбу соседям, что, вступив вбрак с Тринити, он становится не просто деловым консультантом, но преемникомЭйба Стэндиша.
Элена мастерски справилась с делом, создав впечатлениебогатства и изобилия, с невероятным размахом наготовив угощения; благоухаловеликое множество бледно-розовых роз. Мэри и Джейн тоже приняли участие вприеме гостей; одетые в украшенные ленточками платьица длиной чуть ниже колен,они прислуживали взрослым гостям и одновременно успевали поиграть с детьми.
Даже Луиза сменила гнев на милость и присоединилась к кружкумолодых женщин и девушек.
«Все чем-то заняты, кроме тебя, — ругал себяДжек. — Из-за твоего скотского поведения в кабинете невеста глаз не кажет,и глаза эти распухли за ночь от слез. Если она нуждалась в еще одной причинебояться этого дня, а вернее сказать, ночи, то ты ей эту причину предоставил».
