не по-шведски, ездят так из виллы в квартиру, из квартиры в виллу, за какие деньги? Как у них, должно быть, болит тело под вечер! Вы тоже скоро умрете. Мальчик сидит в одиночестве, отвернувшись. Это группа из организации для трудных подростков, а с ними воспитатели? Остальные ребята в компании шумят, только один этот мальчик молчит и, съежившись, смотрит в окно, на пробегающие мимо пейзажи. Кажется, другие начинают его задирать? Почему воспитатели не вмешиваются, не защищают его? Как сложится его взрослая жизнь? Скоро ты умрешь. Скоро все мы умрем. Все мы заключены в смертных телах. Как-то раз я возвращаюсь домой из больницы – не помню, после кардиографии, маммографии или химиотерапии. У метро Фридхемсплан полицейские автомобили, оцепление. Люди отводят взгляды. И тут я вижу. На крыше, высоко-высоко, на самом краю, стоит мальчишка. Сколько ему, двенадцать, тринадцать, четырнадцать? Он собирается прыгнуть. Кто-то обращается к нему в мегафон. «Боже мой, спасите его, не прыгай, не делай этого!» Все мы, испытывающие боль в этой жизни, скоро умрем. Папа, который так хотел любви. Он умер на полпути с веранды на кухню, с перепачканными землей руками, в самую светлую июньскую ночь.
Если ты все равно умрешь, для чего тогда вообще жить?
* * *
Мне хорошо знакома привилегия что-то значить для других. Быть нужной. В самые темные времена.
Я не узнаю, что им придется пережить, когда я умру. Ведь меня просто-напросто не будет.
* * *
Я утратила веру в способность жить.
* * *
Доктор Эрика говорит, что может прислать направление к психологу. И Матсу, и мне. Детям тоже, но они не хотят. У нас с Матсом будет у каждого свой психолог. Это хорошо. Мы очень благодарны, что в больнице предлагают индивидуальные беседы со специалистами.
У доктора Эрики есть ответы почти на все вопросы. На «Тамоксифен» приходится около тридцати процентов лечения… или же эти таблетки снижают риск рецидива на тридцать процентов? Я не до конца понимаю, как это посчитали, но никогда не стала бы полагаться на судьбу и пренебрегать этой возможностью. Тридцать процентов! Доктор Эрика не может точно сказать, почему я заболела. По ее словам, так далеко наука еще не продвинулась. Но лично мне кажется, что мои эстрогены немножко сошли с ума. А «Тамоксифен» как раз помогает их приструнить. Плотная ткань груди и повышенная выработка эстрогенов. Эстрогены, конечно, приносят немало пользы в жизни. Они дают нам желание и энергию.
Вот тут-то доктор Эрика и напоминает о том, как хорошо мне жилось без эстрогенов до полового созревания. «И совсем не обязательно превращаться в размазню – посмотрите на Мадлен Олбрайт!» Но гинеколога посетить все же стоит, а еще хороши все средства, способные облегчить побочные эффекты. Долгие перелеты и тромбы – мне следует внимательно прислушиваться к малейшим симптомам. О, это для меня самое сложное. На какие симптомы обращать внимание? Что принимать всерьез? Как я пойму, что у меня тромбы? По синякам? По моему ужасному варикозу?
Доктор Эрика говорит, что грудь получилась прекрасная, и даже она, которая каждый день множество раз видит женскую грудь, не отличила бы ее от настоящей. Эрика всегда вселяет надежду, ее обстоятельный подход и умение дать правильную оценку ситуации. Мне не так много надо, только бы иногда приезжать в больницу, желательно к доктору Эрике, но у нее столько пациенток, некоторые из них действительно серьезно больны. Помогите мне, хотя бы чуть-чуть, восстановить доверие к собственному телу, признать, что оно мне не враг, что мы зависим друг от друга, что я и есть тело и мы должны не бороться, а дружить.
Я накручиваю себя. По поводу рецидива, конечно. Риск есть. А еще меня беспокоит эта усталость и то, что нужные слова не находятся так легко, как раньше. А еще я стала забывать имена.
Какое облегчение попасть к психологу Виктории. Я знаю, что нам нужно будет встретиться четыре или пять раз. Сначала кажется, этого слишком мало, но, возможно, эффекта хватит надолго. В глубине души я надеюсь, что Виктория не знает, что я писатель и психолог, или, по крайней мере, ее не особенно волнует этот факт. Да, в основном меня смущают мое образование психотерапевта и диплом психолога – но в результате все проходит хорошо. Виктория прекрасна. Она почти сразу спрашивает, часто ли я думаю о рецидивах, о смерти. О, она все знает! Понимает. У Виктории я плачу, оплакиваю все на свете. Папу, Молиден. Плачу из-за невыносимого страха умереть и оставить детей без матери. Плачу и по своей утраченной груди – но это приходит позднее. Виктория говорит, что хуже всего биологический страх смерти. Вероятно, это заложено в генах – мы не должны умирать, пока дети не вырастут и не смогут справляться сами. Так устроена природа, мы заботимся о детях, пока они не станут взрослыми и самостоятельными, а если эта программа под угрозой, возникает животный страх. Самый жуткий. Да, да, да! Именно так я это ощущала. И ощущаю до сих пор! Я рассказываю о скорби и злости, о глубоком разочаровании, о том, что меня не понимают. Люди говорят, что все испытывают одно и то же, потому что все мы умрем. Виктория качает головой. Объясняет. «Вы остались без защиты. Когда вам рассказывают о болезнях других, боль проникает прямо в сердце. Вы не можете утешать и успокаивать себя, говоря “ну, со мной такое вряд ли случится”. Потому что с вами это уже случилось». Когда у нас есть защита, мы переживаем, сочувствуем, ощущаем минутную тревогу, но тут же утешаем себя – если оценивать риск в процентах, меня это, скорее всего, не коснется.
Я не хочу писать, но должна объясниться. Как я встретилась с С. в конце апреля. Мы собирались выпить по бокалу. Я не уверена, стоит ли употреблять алкоголь, очень боюсь, вдруг спиртное повышает риск рецидива, но бокал белого вина – это, наверное, нестрашно. Или все-таки страшно?..
Первой ошибкой стало то, что я сняла парик. Матс помог подстричь машинкой мой непослушный ежик, получился ровный и густой ковер из волос – правда, чрезвычайно короткий. Всего несколько миллиметров. Идя через Васастан в бар прохладным апрельским вечером, я чувствую себя беззащитной. Мне кажется, что все сразу видят мой рак. Голова мерзнет. Пытаюсь считать реакцию С., угадать, что она думает. Она не находит мою прическу красивой, и это действительно некрасиво, волосы еще слишком короткие, а в сочетании
