было.
И я был абсолютно один. Ни тварей. Ни людей. Стало даже как-то жутко находится в окружении разинутых в оскале дверных проемов. Они напоминали пасти иссохшего мертвеца. На месте постамента, где высился разлом, можно было видеть только разбитую груду камня.
-Учила ведь мама в незнакомые дырки не лазить… хотя, я на это и не соглашался, - сказал я и хмыкнул, услышав свой голос. В такой тишине и разрухе странно было слышать человеческую речь, даже если она принадлежала мне самому. – Хм. Может бета-тест настоящего мира? Тестеры ушли, сервер стал мертвым, но живет автономно… Не ясно.
Везде меня ждала одна картина – разруха. Такое запустение даже крепкого в уныние введет. Напоминало времена, когда мать отсылала меня в час ночи на улицу, чтобы не смущать её с отчимом утехи. Зимой, в одной толстовке на голое тело, ходишь по замершим улицам, смотришь на черные окна, которых с каждым часом становится все больше. Тогда у меня очень болели ноги. Они колели в летних кроссах и скользили по слякоти, как по катку. А ты все идешь, без цели, без энтузиазма и стараешься закрыться в собственной голове, чтобы не думать о холоде. Из носа уже течет, горло болит… даже на злость сил не остается. Хочется просто тепла. Человеческого тепла. Чтобы на тебя посмотрели и сказали: «парень, ты плохо выглядишь. Может тебе нужна помощь?». До чего это смехотворно звучит сейчас. Хотел сострадания, человечности, а в итоге научился ненавидеть и презирать. Хорошие качества. Чтобы остаться добрым, нужно или сильно уважать себя, или… быть как Пайк. Желать чужого одобрения, быть удобным, получать похвалу, питаться ею и снова в этот порочный круг.
Возможно, Томас, я тебя понимаю даже чуть лучше, чем ты себя сам.
Городская стена изрядно износилась, но, тем не менее, ступени, - по крайней мере, большая её часть, - ещё была жива. Впрочем, её аварийное состояние меня смущало, и я взлетел наверх скольжением, тут же запрыгнув на одно из перекошенных зубьев.
В грудь ударил яростный поток воздуха. На горизонте блеснули разноцветные молнии, очертив небо яркими вспышками.
От ворот тянулась вереница людей, маленьких, спрятавших лица где-то внизу. За ними остался плотный шлейф следов, который минутой позже затирался шквалистым ветром. Из песка тут и там торчали сухие кусты, больше напоминавшее перекати-поле – это были единственные растения, не считая огромное засохшее дерево, в которому и тянулась толпа людей.
А потом небо моргнуло. В начале я не понял, что произошло: мир на секунду накрыла тьма, а затем свет вернулся. Сверху на нас смотрел громадных, колоссальных размеров глаз с желтой радужкой. Белки пересекали здоровенные канаты сосудов, и именно из них исходило то самое красноватое свечение, перебивающее золотистый цвет радужки. Зрачок ловко бегал от одного паломника ко второму, метался, словно в лихорадочном припадке. Однако люди наверх вообще не смотрели. Они просто шли, опустил головы вниз, и даже не останавливаясь, если кто-то из их братии спотыкался во время пути.
-Твою ж мать. Саурон свою систему GPS прокачал… - прошептал я, глядя на глаз, который меня демонстративно не замечал. – И как мне это проходить? Я вообще шел смотреть на труп убитого врага… а меня хотят заставить ещё пачку таких же делать.
Какое-то время я ещё смотрел вдаль, на то место, куда собирались люди. Под деревом что-то находилось: трон, большой, черный. И на этом троне кто-то сидел. Издалека не рассмотреть, но этот кто-то выглядел не многим лучше меня. Того меня, которого звали Владом, и который уже приличное время отлежал в могиле…
Паломники тем временем дошли до пункта своего назначения. Они окружили трон, расселись на колени, принявшись разлаживать что-то у своих ног. Делали они это не спеша, а фигура на троне, казалось, их даже не замечает. Зрачок на небесном глазе становился больше и меньше, больше и меньше. Он ещё несколько раз сморгнул, и мне показалось, что сосудиков там стало больше. Когда люди около дерева закончили подготовления, они принялись плавно двигаться влево-вправо, как если бы пели какой-то библейский текст на распев…
…тело на троне принялось двигаться. Сначала я это видел только как едва уловимые подергивания на черном фоне, но тело начало светиться. Голубое сияние возникло сначала на ногтях, оно поползло вверх, по венам, протянулось по шее к глазам. Это свечение очертило контуры, придало контраст. Все тело владельца трона было пронизано патрубками, трубками и перегонными приводами. Когда голубой свет дошел до ногтей ног, провода принялись его впитывать, жадно всасывать, заставляя трон активироваться. Над деревом появился сначала маленькая шаровая молния, она становилась больше, яснее, неустойчивее.
Ветер поднялся, спрятался у меня в волосах, загудел в ушах. Теперь это был шквалистый ураган, заставивший меня слезть с зубьев на стену и присесть. Месса продолжалось, тело на троне корчилось и дергалось, сияние в нем тускнело, но когда появлялась мысль: «вот сейчас оно потухнет», паломники вздымали руки к верху и между их пальцами вспыхивал интерфейс. Желтое, полупрозрачное табло на неизвестной мне странице. Первый раз мне показалось, что это визуал какого-то заклинания, но нет. Это действительно был интерфейс системы!
Над моей головой громыхнул раскат эха:
-Внимание! Опасность. Посторонний в сервере третьего сценария! – грохотал голос. – ПОВТОРЯЮ! ПОСТОРОННИЙ В СЕРВЕРЕ ТРЕТЬЕГО СЦЕНАРИЯ! Следование протоколу номер пять пятнадцать б-э.
Глаз на небе смотрел на меня. Круглый зрачок медленно, хищно стягивался в кошачий ромбик…
Глава 19.
Один… двадцать… тридцать. А выглядят, черти, как один. Черные сутаны, золотые нити. Сбежали из ящика Шредингера и радуются. Ещё и этот глаз: хрен ли он на меня так палит? Ещё и злой такой. Око Саурона сегодня не в духе.
-…СЛЕДОВАНИЕ ПРОТОКОЛУ НОМЕР ПЯТЬ-ПЯТНАДЦАТЬ Б-Э!
Передо мной, за стенами разрушенного Кеймора, возникали люди. Сначала парами, затем больше. Когда первый из них шагнул из пустоты, время в этом мире остановилось: люди, плясавшие около трона замерли, воздвигнув руки к небу, ветер стал статичным и почти осязаемым, когда плавающим там пылинки замерли в хаотичном хороводе. Не застыл только глаз. Эта колоссальная громадина тряслась от напряжения, словно эпилепсик в конвульсиях. Ромбовидный зрачок то сужался, то разжимался, скрывая за собой всю радужку.
-Тякать пора… Руки в ног и…
Уведомление