— Гюря слабо усмехнулся и развёл руками.
Лицо Мирошки Нездилича стало как отбелённая холстина.
— Т-ты на что это намекаешь? — заикаясь, спросил он. — Грех, грех-то какой, господи!
— Грех я беру на свою душу, — ласково ответил Гюря. — А ты лишь пригласи владыку на пир.
Тиун поднялся и вышел, не прощаясь. Посадник после его ухода некоторое время сидел словно в столбняке. Потом на подгибающихся ногах добрел до молельной горницы и упал на колени перед образом богородицы.
— Пресвятая матерь, прости великого злодея, — шептал посадник. На его высоком лбу дрожали капли пота, крупные, как скатный жемчуг в окладе иконы.
* * *
Через три дня «почил в бозе» архиепископ новгородский Илья, а в схиме Иоанн, весьма любимый народом. Под великий плач был он погребён в усыпальнице Софийского собора. Пройдёт несколько веков, и православная церковь занесёт его в списки своих святых.
Глава 37
На обратном пути за купеческим караваном увязались какие-то подозрительные немцы. По обличью они скорее смахивали на воинов, чем на торговцев.
Немцев было пять человек — все рослые молодцы с двуручными варяжскими мечами у пояса. Главным у них, как понял Гюря, считался пожилой мужчина с длинными волосами. Лицо у него было изрыто морщинами, похожими на застарелые трещины.
На привалах немцы сперва кормили коней, а уж потом ели сами, сидя возле костра отдельным кружком. На все вопросы спутников иноземцы отвечали неохотно, и вскоре их оставили в покое.
Во Владимир приехали поздним вечером, когда городские ворота уже закрывались. Пока новгородские купцы платили мытникам пошлину, Гюря и немцы проехали в город, поскольку клади у них никакой не было.
Пожилой немец придержал коня и на ломаном русском спросил у Гюри, как проехать ко дворцу великого князя.
— Я туда же, — коротко ответил тиун.
Во всём тереме было темно, потому что челядь укладывалась спать с курами. Только во втором ярусе, из рабочей горницы Всеволода, пробивался сквозь туман жёлтый, как лепесток подсолнуха, свет.
Стража узнала тиуна и пропустила его в детинец вместе с немцами.
— Этим, — Гюря показал на гостей, — дайте умыться и поесть.
Пожилой немец, спешившись, отвёл его в сторону.
— О, ти большой натшальник, — тихо сказал немец. — Перетай своему кназь: я есть посол от император германский Фридрих. Но то есть тайна.
Немец приложил палец к губам, и Гюря понимающе кивнул.
«Эвон их откуда принесло», — подумал он и, поколебавшись, поднялся к горнице великого князя.
Всеволод Юрьевич был не один — у него сидел Кузьма Ратишич.
— Прости, государь, что являюсь к тебе в дорожном виде, — перекрестившись на образа и поздоровавшись, заговорил Гюря. — Поспешил тебя обрадовать. Недруг твой, архиепископ Илья, волей божией скончался.
— Негоже христианину радоваться чьей бы то ни было смерти, — услышал он спокойный ответ, но Гюря-то успел заметить, как внутренне напрягся великий князь, скрывая волнение. — Отчего же он умер? Хворал?
— Прихварывал, государь, и давно.
Синие глаза Всеволода Юрьевича упёрлись в лицо тиуна, и тот слегка побледнел.
«Догадался, — мелькнула у Гюри мысль, — обо всём догадался. Оборони меня, Господи, и помилуй. Не для себя согрешил — для него же».
— Кого же новгородцы избрали владыкой?
— Брата усопшего архиепископа, Гавриила. Этот тебе помехой не будет, смирен и покладист.
Великий князь повертел в руках какой-то свиток и бросил его в шкатулку.
— Стало быть, так и порешим, — сказал он, обращаясь к Кузьме Ратишичу. — Бери в придачу муромские полки и ступай к Пронску. Ещё наши предки говаривали: славная война лучше постыдного мира. — Всеволод Юрьевич вновь поднял глаза на Гюрю и пояснил: — Роман захватил Пронск и перевязал мою дружину, что была послана в помощь младшим Глебовичам. Я просил отдать её добром — не вышло. Что ж, пускай Рязань пеняет на себя, а с меня довольно. Всякому терпению бывает предел.
Кузьма Ратишич выслушал последние наставления Всеволода и вышел, бесшумно прикрыв за собою дверь. Чтобы великий князь вновь не вернулся к расспросам о внезапной смерти Ильи, Гюря сказал:
— К тебе, государь, приехали немцы. Бают, вроде от короля германского Фридриха. Старшой их просил: пускай, мол, приезд посольства останется в тайне.
— Нынче уже поздно, — отозвался Всеволод Юрьевич, — привезёшь их ко мне завтра утром, в Боголюбово.
Гюря поклонился и покинул горницу, спиной чувствуя внимательный взгляд своего господина.
* * *
Посла принимали не по обычаю, в загородном дворце. В трапезной было накрыто два стола: один для гостей, другой — рядом, но на небольшом возвышении — для Всеволода. За обедом о делах не было произнесено ни слова. Говорили на латыни о разных разностях. Посол хвалил виденные им города и удивлялся обширности Русской земли. Всеволод Юрьевич вежливо поддерживал беседу. Один раз он едва удержался от улыбки, но рассмешила его вовсе не чья-то шутка, а поведение немцев за столом. Они явно не знали, для чего предназначены двузубые серебряные вилки, и ели прямо руками, как простолюдины.
Наконец все насытились, и посол перешёл к цели своего приезда:
— Великий князь и государь! Твой брат и друг, а наш славный император Фридрих предлагает заключить с ним военный союз.
— Против итальянских городов?
— Нет, против безбожного и кровожадного султана Саладина.
— Снова крестовый поход?
В этом вопросе послу почудилась насмешка, но бритое лицо русского князя ничего не выражало, даже простого любопытства.
— Императора Фридриха в его богоугодной борьбе за освобождение гроба господня поддерживает сам папа римский, наместник апостольский, а также сильнейшие государи Европы — король английский Ричард и Филипп-Август, король Франции. Если ты, великий князь, согласишься помочь нам своим войском, то его святейшество папа обещает тебе своё покровительство во всех твоих деяниях...
«Он уже сулил это Роману Волынскому», — ехидно подумал Всеволод Юрьевич. «Не воюй Польшу, прими истинную латинскую веру, и папа наделит тебя новыми городами и сделает великим королём посредством меча Петрова», — уговаривал Романа велеречивый папский легат. Ответ немало позабавил всех русских князей. Достав из ножен свой собственный меч, Роман сказал: «А есть ли такой у вашего папы? Доколе ношу его при бедре, не имею нужды в ином, а города я покупаю кровью по примеру наших дедов, которые возвеличили землю Русскую!»
— Когда же короли мыслят начать поход? — вслух спросил Всеволод Юрьевич.
— Года через два, государь, как
