фантазирую или Лайс учится коварству? Хм… Впрочем, наше выполнение лорд Йоркис тоже никак не комментирует.
Завершается занятие десятиминутным докладом рыжего Ринза, на который он в прошлый раз нарвался.
Сегодня будет ещё одна лекция из обязательных предметов, но перед ней большой перерыв…
– Всего доброго, студенты, – прощается лорд Йоркис и первым покидает зал, а вместо него входит блондинка в чиновничьей форме. Такую носят секретари и вообще служащие академии, не являющиеся преподавателями.
Студенты замирают. Хватить сумки, когда представитель академии собирается что-то сказать, крайне неприлично. Блондинка окидывает нас всех взглядом:
– Студент Лайс здесь?
– Здесь, – откликается Лайс.
Блондинка демонстративно отходит в сторону, подальше от студентов. Лайс направляется к ней. Вот теперь можно уходить, и я привычно последней забираю со стеллажа свой рюкзачок, а заодно и вещи Лайса. И остаюсь ждать его около двери, тем более ожидание и ожиданием не назвать. Не проходит и минуты, как они вежливо раскланиваются. Я пропускаю блондинку, а Лайс подходит ко мне.
– Что-то случилось? – напрягаюсь я. Лайс сам не раз повторял, что я могу лезть в его дела. Теперь я и вовсе… жена. Как-то не пришло ко мне ещё осознание, постоянно забываю о своём новом статусе.
– В исключительных случаях близким родственникам разрешено посещать академию. Вчера я отправил маме письмо, в котором сообщил… что вдовствующей герцогини-матери больше нет. Ирэн, ты не против, если я представлю тебя маме?
– С чего бы мне быть против? – пожимаю я плечами.
Давно хочу посмотреть на мать Лайса. Она, как и вдовствующая герцогиня-мать, вызывает у меня смешанные чувства. С одной стороны, по-человечески её жаль: лишилась привычного образа жизни, осталась вдовой, скатилась в глубокую нищету, к жизни вне тепличных условий абсолютно не приспособлена. С другой стороны, она взрослая женщина, которая могла бы переосмыслить свои взгляды, заняться делом, но предпочитает сидеть на шее у сына, которому ещё взрослеть и взрослеть. Ну и самое главное. Как она, мать, могла пропустить одержимость духом отчаяния?! Я не о том, что она должна была точно определить проклятие, но как не заметить, что сын не в порядке?!
Умом понимаю, что обстоятельства бывают разные, но подсознательно я женщину виню.
Она вообще задавалась вопросом откуда Лайс берёт деньги? Подозреваю, что у неё либо весь мозг как плесенью пророс махровым эгоизмом, либо вообще вместо мозга хлебушек.
Да и вообще, женщины, которые ни к чему не стремятся, вызывают у меня глубокую антипатию. Причём я не про работу или карьеру, а про личность.
Я стараюсь подавить эмоции – Лайсу будет неприятно чувствовать, как я отношусь к его матери, хотя он, уверена, сам догадывается, без подсказок по нашей связи.
В саму академию родственников не пускают. К портальному залу примыкает Большая гостиная. Я туда лишь один раз сунулась, чисто из любопытства. Этакий дворцовый интерьер, золотой декор и белая лепнина, три ниши с магической звукоизоляцией для приватных бесед.
Попасть в Большую гостиную можно только через портальный зал. При нашем появлении дежурный удивлённо вскидывается, во время учёбы никаких выходов за пределы территории без письменного разрешения главы. Разрешения у нас нет, но и выход нам не нужен.
– Добрый день, капитан, – Лайс здоровается за нас двоих.
Капитан в ответ лишь кивает.
Большая гостиная всё такая же роскошная. У входа добавились две мраморные нимфы, удерживающие на головах кувшины с такими же мраморными кистями винограда. Хаотично расставлены низкие столики, и вокруг каждого кучкуются мягкие кресла. Есть и более “серьёзные” уголки – у стены переговорный стол и соответствующие стулья с высокими спинками.
В гостиной пусто, не считая вдовствующей герцогини.
В их титулах запутаться можно, но я уже выучила, мать Лайса просто вдовствующая герцогиня, а бабушка была вдовствующей герцогиней-матерью.
– Сынок! – восклицает она.
Спасибо, что не герцог.
Она вспархивает с кресла и без оглядки бросается к нам, повисает у Лайса на шее. Я отхожу подальше, чтобы не мешать. Со стороны разглядывать тоже интересно. Начать с того, что вдовствующая герцогиня облачилась в пышное траурное платье. Обилие тяжёлых чёрных оборок превращает её в этакую изящную бабу на чайнике и совершенно не ассоциируется с трагедией. Но цвет чёрный, не придраться. На голове чёрная шляпка-таблетка с пышной чёрной сеткой. Чёрные перчатки из плотного кружева…
Я смотрю не столько на выбор одежды, сколько на поведение. На первый взгляд женщина Лайса любит. Она висит у него на плече, обнимает, взахлёб делится эмоциями. Истерит, если называть вещи своими именами. И я ей не верю, потому что истерит она красиво – без рыданий, делающих глаза красными, без слёз, размывающих макияж, а женщина накрашена, это точно. Но судить рано. Вдруг она научилась выплёскивать эмоции именно так? Люди разные, реакции разные.
Но чем дальше я смотрю, тем отчётливее понимаю, что фальшь я вижу благодаря новообретённому чутью Истины. Впрочем, даже это не обязательно значит что-то плохое. Женщина всего лишь показывает “правильную” реакцию на утрату, реакцию, которую от неё ждут.
Я не вмешиваюсь, тем более женщина успокаивается сама и, не разжимая объятий, немного отстраняется, чтобы посмотреть Лайсу в глаза.
– Мама, как вы? – он ей выкает? Или он выкает из-за моего присутствия? Скорее, всегда.
– Как я? Вы ещё спрашиваете, Лайс? – в голос прорывается возмущение. Первая искренняя эмоция.
Кстати, она тоже выкает.
А я отхожу ещё на шаг и плюхаюсь в кресло, чтобы наблюдать с комфортом. Вмешиваться, я думаю, мне не понадобится. Лайсу со спины не видно, его мать слишком увлечена собой. От кресла к креслу струйкой дыма перетекает Жутик. Наш детёнок подбирается на расстояние метра и затаивается за ближайшим укрытием.
– Мама?
– Теперь, чтобы сохранить ваш титул, я должна стать наместницей? Переселиться в Кайнай, сойти там с ума от тоски и холода… Лучше сразу умереть.
Ещё одна… сторонница радикальных решений.
Но если вдовствующая герцогиня себя первую принесла в жертву, то мать Лайса явно предпочитает, чтобы жертвовали другие. Её агатовые траурные серёжки подозрительно модной каплевидной формы. Я около недели назад похожие рубиновые рекламировала. Получается, что мать Лайса потратила деньги на украшения, в то время как сын носит отремонтированный камзол и копит на новые сапоги. Спрошу чуть иначе – почему она покупает серьги, а не копит на масло ши, чтобы залечить язвочки и ранки на его руках?
– Мама, вам не нужно становиться наместницей, я сам разберусь.
– Лайс, вы у меня самый лучший! – расцветает она. – М-м-м, возьмите, пока я не забыла.
Она извлекает из сумочки конверт.
– Что это?
– Счёт из ателье, – она легкомысленно взмахивает этим самым конвертом. – Лайс,
