Шоколадница в академии магии
Татьяна Коростышевская
Оглавление
АННОТАЦИЯ
ГЛАВА 1. Сложные обстоятельства Катарины Гаррель
ГЛАВА 2. Зал Наук на площади Карломана
ГЛАВА 3. Святая простота
ГЛАВА 4. При чем тут шоколад?
ГЛАВА 5. Первые шаги
ГЛАВА 6. Основа основ
ГЛАВА 7. Месть мэтра Мопетрю
ГЛАВА 8. Извинения Гастона
ГЛАВА 9. Носы и прочие неприятности
ГЛАВА 10. Безупречный де Шанвер. Арман
ГЛАВА 11. Дуэль. Арман
ГЛАВА 12. Проклятие
ГЛАВА 13. Белая полоса Катарины Гаррель
ГЛАВА 14. Круговорот добра в природе
ГЛАВА 15. Воровство в академии
ГЛАВА 16. Донасьен Альфонс Франсуа
ГЛАВА 17. Преступление Катарины Гаррель
ГЛАВА 18. Наказание виновных
ГЛАВА 19. Дождевые врата. Арман
ГЛАВА 20. Демон ревности. Арман
ГЛАВА 21. Слияние. Арман
ГЛАВА 22. Безупречный суд
АННОТАЦИЯ
Ох уж эти академии, юные девы попадают в них совсем этого не желая под гнетом непреодолимых обстоятельств. Знакомьтесь, дамы и господа, Катарина Гаррель и ее обстоятельства.
***
Первый том запланированного цикла "Академия Заотар"
Обложка от Анны Гринь
ГЛАВА 1. Сложные обстоятельства Катарины Гаррель
После, трясясь в душной тесноте дилижанса на пути в Ордонанс, я припоминала все плохие приметы, которые могли бы предупредить меня о приближении черной полосы жизни. Но в тот погожий денек исхода лета я не заметила ровным счетом ничего. Утром горничная разбила зеркало, учитель месье Ловкач за завтраком рассыпал соль, а кухарка обнаружила в молоке жабу. Ничего из этого меня не насторожило. Розетта часто роняла предметы, учитель страдал рассеянностью, а жаба, слава святому Партолону, оказалась жива, за ночь она успела сбить в крынке масло и, когда кухарка отодвинула с горлышка тряпицу, выпрыгнула, испугав достойную женщину.
«Все, что ни делается, к лучшему», - думала я, намазывая на гренку прекрасное сливочное масло и наблюдая, как Розетта прибирает осколки с пола. Зеркало это мне не нравилось, точнее, то, что оно отражало, когда я в него смотрелась. Сплошная посредственность – полудетское личико с чуть вздернутым носом, вечно кажущимися сонными глазами и крупным ртом. Вряд ли подобные черты были способны вдохновлять портретистов или скульпторов. Так что, ну его, это зеркало.
Даже когда после полудня на виллу Гаррель прибыла матушка, тревоги я не ощутила, только любопытство.
Мадам Шанталь вышла из украшенной гербами кареты, осмотрела дoмочадцев, выстроившихся у крыльца, чтоб ее приветствовать, остановила взгляд прекрасных лазоревых глаз на мне:
– Как вы изменились, Катарина.
Я присела в почтительном реверансе. Когда мы с матушкой виделись в прошлый раз, мне было тринадцать, сейчас – полных восемнадцать лет, разумеется, я изменилась. Она же, кажется, стала ещё красивее.
Высокая, стройная, величественная, с белоснежной фарфоровой кожей, твердым подбородком, прямым носом и аккуратным ротиком, мадам Шанталь была сейчас одета с невероятной роскошью, ее платье с широкими фижмами струилось лилoвыми волнами к острым носочкам бархатных туфелек, из под украшенной перьями и гагатовой брошью шляпки на плечи спадали туго завитые белоснежные локоны. Вообще-то матушка, в отличие от меня, невнятно-рыжевато-русой посредственности, была брюнеткой, но парики и волосяная пудра творят чудеса с дамской внешностью. Раньше, когда мадам Шанталь выступала на театральных подмостках под псевдонимом Дива, она любила, противореча моде, распускать свои кудри по плечам, но все изменилось в один момент, когда нашим покровителем стал его сиятельство маркиз де Буйе, именно его герб сейчас украшал дверцы матушкиной кареты. Почему «нашим покровителем», а не «ее»? Потому что все мы здесь на вилле Гаррель существуем лишь благодаря щедрости его сиятельства. И я, и мой пожилой учитель месье Ловкач, и кухарка Бабетта, садовник Петруччи, горничная Розетта и старики Симона, Шарль и Тидо. Все обитатели виллы Γаррель были в прошлом актерами, вынужденными оставить подмостки в силу возраста, или, как Розетта, из-за изуродовавшего ее лицо оҗога. Все, даже я. До тринадцати лет я неплохо изображала бессловесного третьего стражника в последнем акте «Девственной Лили», или второго пажа в «Королеве снегов», или одного из послушников святого Партолона в праздничных мистериях. Эту карьеру мне пришлось оставить по приказу родственницы. Ρешительно невозможно, чтоб дочь, беснующаяся на подмостках, бросала тень на официальную пассию маркиза. То есть, опосредованно, и на его сиятельство.
Матушка прибыла на виллу не одна, кроме кучера ее сопровождала пара ливрейных лакеев и неприятная девица преклонных лет, наверное, личная горничная. Слуги маркиза высокомерно кривили лица, разглядывая покосившийся двухэтажный дом, запущенный сад, наши ветхие наряды.
– Ждите здесь, – велела мадам Шанталь, поднимаясь на крыльцо. - Розетта, подготовь багаж мадемуазель Катарины, через час, самое позднее, мы отбываем.
Мои домочадцы, сперва оробевшие от явленного нам столичного великолепия, хором выразили недоумение, войдя следом за гостьей в гостиную. Месье Ловкач на правах старого друга, наклонился к маменьке:
– Нашей дражайшей покровительнице придется объясниться.
Шанталь посмотрела на свою горничную, которая и не подумала остаться снаружи. Равнодушный холодный взгляд. Месье Ловкач за ним проследил, поморщился:
– Кати, детка, покажи маменьке свои акварели. Да, в кабинете. Я присоединюсь к вам чуть попозже.
Его подвижное лицо преобразила широкая улыбка:
– Сначала мне непременно нужно убедиться, что прекрасная мадемуазель… Софи? Какое чудесное имя! Тидо, отворяй свой погребок, мы непременно должны угостить красотку Софи!
Моего учителя недаром звали Ловкач, именно в этом амплуа он некогда блистал перед зрителями. Я пoчтительно отвела мадам Шанталь в кабинет или, если угодно, свою классную комнату, и даже развернула на столе акварели. Мы молчали, я не знала, как начать разговор. Как же я ее ненавидела, подлую высокомерную изменщицу, которая предпочла свою дочь великолепию придворной жизни. Наконец маменька пpоговорила:
– Через три дня, Катарина Гаррель, вы примете участие во вступительном экзамене в академию Заотар.
– Простите, - пробормотала я. – Заотар? Но…Там учатся аристократы, сливки сливок аристократии или дети богачей.
– Его сиятельство составил для вас рекомендательное письмо, – мадам Шанталь достала из сумочки трубочку пергамента, – и оплатил первый год учебы, в письме вексель.
