очистился, он пришел – в своей обычной одежде: строгой рубашке, костюмных брюках, куртке цвета хаки и вязаной шапке. Удобно устроился рядом с ней.
– Господи боже! – Он изобразил одновременно тревогу и радость. – Надо было принести зеркало. Выглядишь отвратительно.
Иви проигнорировала его: просто лежала и смотрела в потолок. Тройной Че вел себя как любопытный ребенок, трогая все вокруг – респиратор, электрокардиограф, капельницу, именную табличку в ногах кровати, саму кровать – и время от времени цокая языком от удовольствия. Даже приподнял одеяло.
– Давным-давно ничего этого не видел, – восторженно заявил он. – Тысячу лет не бывал в больнице.
– С каких пор?
– В смысле с каких пор? – Он перестал теребить трубку капельницы.
– Вы поняли, о чем я.
Чэн Чуньчинь пожал плечами, перестал баловаться, что-то промурлыкал себе под нос и присел.
– С самого начала.
Иви, сглотнув, повторила с принужденной улыбкой:
– С самого начала?
– Ты же знаешь, искусством любуются, а не разговаривают о нем. Надо, чтобы публика догадывалась, фантазировала. Если все им объяснять, тогда в чем же магия? – Тройной Че попытался сменить тему: – Но не все такие креативные. Есть те, кто нуждается в источнике вдохновения, кому нравится говорить – о методах, ну, ты понимаешь, избавления от тела… Но даже если они его находят, то все равно могут не перейти к действию. Большинство из них… как бы выразиться… охотятся за новизной. Для них это не искусство, а просто зерно на мельнице, предмет для обсуждения, тема для истории. Трудно подобрать верное сравнение… – Он говорил так, будто беседовал со старым приятелем в кафе. – Конечно, иногда, именно иногда, я интересуюсь тем, чем занимаются другие люди.
«Он никогда не говорит “мы”, – подумала Иви. – Всегда только “я”. Сознательно или нет, он выделяет себя из всех остальных».
– Люди в наше время стали чересчур искушенными. О чем они говорят? Об отчуждении, потерянном поколении? – Чэн Чуньчинь сделал паузу, словно задумавшись. – Но на самом деле все очень просто. Так просто, что становится неинтересно.
– Какое отношение это имеет ко мне?
– Самое прямое. – Он, не мигая, уставился на нее. – Каждое слово, что я говорю, имеет к тебе отношение.
– Вы знаете Пола. Тсоу Юйцяня.
– Да, я его знаю, но он не знает меня. Он работает в похоронном доме, который проводил одни похороны… кажется, четвертые. Я пришел на службу, чтобы воздать дань памяти, даже воскурил благовония в ее честь. И только разок прошел мимо него, но этого было достаточно. Запах всегда таких выдает. Кстати, о запахах. Я голоден. У тебя есть что-нибудь пожевать? – Он выдвигал ящик за ящиком в ее тумбочке. – Что-нибудь сладкое… Торопился к тебе, успел съесть только миску супа из красной фасоли.
– И не мечтайте.
– Что за дешевая больничка! Надо было заглянуть в фуд-корт… – Чэн Чуньчинь огляделся по сторонам, потом перевел взгляд на часы. – Интересно, там еще открыто? Как я говорил, запах крови и семени от него был таким подозрительным, что я заинтересовался. Поспрашивал там-сям… ну, знаешь, в онлайне. Кто-то считал, что он блефует, потому что много болтает, при этом никаких фотографий или видео. Но я-то знал, что это правда.
Тройной Че шумно задвинул ящик, чем привлек к себе несколько взглядов. Потряс головой, извиняясь за беспокойство.
– Видишь ли, он писал, что насилует и убивает их, а потом моет – моет их ноги. Все – маленькие мальчики. Ну, ты понимаешь. Он надевал им обратно их одежду. Чудак! Хотел, чтобы они выглядели аккуратно. Конечно, каждому свое, но я его не одобрял. Он плакал, извинялся, оставлял себе носки. Потом расчленял тело и хоронил. Это было несколько лет назад. Когда я узнал его маленький секрет, мне это показалось интересным, но потом я передумал. Скучно! Он следовал одной и той же формуле, или как это называется?.. Модус операнди, да? И вечно болтал, описывал в подробностях, как рыдал и извинялся, в этом духе… Меня это начало раздражать, и я перестал следить за его веткой.
– Вы знали, чем он занимается, и позволяли ему? – Иви не понимала, как ей реагировать. Что испытывать – шок или ярость?
– Эй, ты чего! Я же не коп. Никому не запрещено проводить социологические наблюдения и эксперименты, так ведь?
– Значит… – Иви потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. – Я для вас тоже эксперимент? Социологическое наблюдение?
Ответа она не ждала. Ее одолевала злоба, она чувствовала себя преданной. Она всегда знала, что он ей не друг, но теперь ощущала себя униженной.
– Вы с самого начала сбивали меня с пути. Вы знали, что Пол – не тот человек. Вы сказали мне изучить прошлое Уэйна Чэна, зная, что я доберусь до его младшего брата, а это выведет меня на Пола. Вы ждали, когда я попаду в ловушку. Ради собственного развлечения.
Чэн Чуньчинь состроил невинную гримасу.
– Вы и не собирались помогать мне с настоящим убийцей. Я рисковала жизнью, а вы просто играли в игру. – У нее перехватило дыхание. Гортань словно терли наждаком. Глотать было больно. Иви сжала кулаки. – Вы хотели моей смерти.
– Очень обидно слышать это от тебя. Тсоу Юйцянь был умен, но не искушен. Оставлял массу зацепок. Мне стало любопытно. Я хотел посмотреть, как далеко ты зайдешь, сможешь ли выяснить правду.
– Правду? – Изо всех сил пытаясь подавить мучительную боль в горле и ломоту в костях, Иви громко рассмеялась. – Вы хотели знать правду? Отвратительно. Вам просто нужен был предлог, чтобы меня заманить. Вы ненавидите меня за то, что я вижу вас насквозь. И хотите избавиться от меня, потому что я единственная, кто знает – в вас нет ничего особенного. Вы такой же отвратительный, как и все.
– Заманить тебя? – Чэн Чуньчинь на мгновение задумался. – Тут я могу поспорить. Вообще-то я мог убить тебя прямо в тот день.
Иви дернулась, пораженная его признанием.
– Или даже раньше. Так ты считаешь, что я заманил тебя в ловушку, чтобы поквитаться с тобой? – продолжал он равнодушно. – Или просто поразвлечься?
Иви посмотрела ему в глаза. Сделала глубокий вдох.
– Ты меня разочаровала, – сказал Чэн Чуньчинь, не реагируя на ее взгляд. – Да, Тсоу Юйцянь похож на твоего господина Грена, или как там его, но приемы и методы у них разные, равно как и выбор жертв и инструментов. Подход совсем другой. Обычный человек мог бы ошибиться, но ты… – Уголки его рта упали, как будто ему по-настоящему стало грустно. – Я учил тебя разбираться в произведениях искусства, узнавать художников, я пригласил тебя к себе в замок. Я даже тебя не убил. И
