Книга Правила игры в любовь - Ева Ночь

Настоящее время

Выворачивать душу перед Константиновским Лео не собирался, но слова сами сорвались и понеслись вскачь, как неуправляемые ртутные шарики из разбитого термометра.

— Ты великий идиот, Артур Сергеевич. Ты без конца лез на рожон, лишь бы адреналина хватануть. Ты привык, что всё тебе падает в руки по щелчку пальцев, и ты не стеснялся брать даже то, что не было твоим изначально. В бизнесе, возможно, такой напор и фонтан похвальны. А в жизни… Люди не игрушки, понимаешь? А ты не кукловод, чтобы решать, за какие нити дёргать, а какие обрезать. У людей есть чувства, в конце концов, и свои планы, которые с твоими, прости, не совпадают.

Артур поморщился и потрогал пальцами разбитые губы.

— Эк тебя прорвало, Леонид Антонович. Ты ж беспринципный кусок дерьма, и не тебе меня учить жизни. Ты своих девок пользовал и бросал без сожаления. Ирочка на тебя плакалась, а я ей слёзы вытирал. А Таня — девушка тонкая, юная. Такую сломать легко.

Лео откинулся на подушку и вдохнул тяжёлый воздух, что пах едкой пылью и немножко тленом вещей, вышедших в тираж. Лучше лежать и не смотреть на великого аналитика. Иначе они друг другу горло перегрызут. И кого-то из них впрямь посадят за убийство. А может, именно этого и добивается Кракен. Не зря же он их в одной комнате свёл.

— Я знаю Таню десять лет, — Лео вообще ему не обязан ничего рассказывать, но из груди рвалась чайка — стремительная, с изогнутыми крыльями. Тане очень нравилась эта птица. Для неё она олицетворяла свободу.

«Если бы в следующей жизни мне предложили стать кем-то, но не человеком, я бы выбрала чайку, — когда-то сказала она. — Парить, раскинув крылья, над морем, кричать пронзительно и звонко, лететь в синь, ловить рыбу, жить на каком-нибудь острове. Не подчиняться никому, не считаться с условностями, не быть зависимой от чьего-то мнения. Просто быть собой — легкокрылой птицей».

Артур вдруг рассмеялся и застонал. Наверное, губам больно. Но пусть помучается. Он это заслужил.

— Так ты ещё и растлитель малолетних, Король? И ты учишь меня жизни, дворовой бандит?

Если он сейчас вспомнит его мать, Лео встанет и размажет его по стене. Но тот то ли не знал, то ли благоразумно промолчал. Хотя где Артур, а где благоразумие — большой вопрос.

— Мне тебя жаль, — сказал очень искренне. — Ты рос в теплице и получил слишком много, а поэтому пережрал до тошноты, до рвоты. Поэтому ты бесишься и ищешь без конца допинг, чем бы ширнуться. Слишком избалованный мальчик из чересчур благополучной семьи. Человек, не знающий, что такое настоящая дружба, верное плечо, понимание, сочувствие.

Тебе не приходилось красть, потому что нечего было жрать. Тебе не приходилось бить морды, чтобы выжить. Но ты никогда и хорошего не видел. Например, глаза девочки со скрипкой, которая доверяла настолько, что прыгала с высокого забора прямо тебе в руки. Ходила к твоей больной матери до последнего её часа. Дружила с тобой, потому что ты ей нравился, несмотря на жуткую репутацию и ужасные слухи, которые распускали добродетели по всему городу.

Однажды она спасла меня от тюрьмы, не позволила повесить убийство, которое совершила некая избалованная родителями и деньгами мразь лишь потому, что хотела заполучить новую игрушку — Таню.

— Чувствую, ты проводишь параллель между ним и мной, Леонид Антонович, — Артур ухмыляется. Наверное, им никогда не найти общего языка и понимания. Он слышит лишь то, что хочет. — Благополучные твари, что пользуются людьми, как промокашками.

— Не удивлюсь, если ты его родственник или друг, — у Лео кончились силы. Перехотелось что-то доказывать и объяснять. — И если это так, то скажу открыто: я за неё порву глотку любому. Убью, если придётся.

На миг повисла тишина — прозрачная и неспокойная. В ней слышалось жёсткое дыхание великого аналитика, неясный шорох и тревога.

— Любишь её? — голос у Константиновского прозвучал хрипло и неожиданно серьёзно.

«Люблю», — произнёс Лео мысленно, но очень твёрдо. Однако Артуру он ничего не собирался больше ни рассказывать, ни доказывать. Константиновский его молчание истолковал правильно.

— Значит, любишь.

Он наконец-то заткнулся, но от дум становилось тошно. Неизвестно, сколько здесь торчать. И Таня там совсем одна.

Лео боялся одного: что Кракен застанет её врасплох. Мысли о четырёх охранниках не успокаивали. Нужно было сделать что-то ещё. Георга предупредить на всякий случай. Он его в тонкости не посвящал, побаивался, что тот отцу донесёт. Лео отца волновать не хотелось. Не сейчас, когда он болен.

А теперь, лёжа на пыльном диване, Король думал, что не сегодня так завтра об его исчезновении узнают все, и отец тоже. И это будет куда большее волнение, чем весть о Кракене.

Отец от дел не отошёл, у него связи. Может, толку было бы больше. Но это малодушие — думать сейчас так.

— Ты долго будешь в углу сидеть? — спросил Лео у Артура. Тот зашевелился и, постанывая, забормотал:

— Видимо, ты прав. Избалован я. Не могу себя пересилить. Брезгую.

Константиновский больше не язвил, но от его «нормальности» становилось только хуже.

— Да и сидя мне как-то проще. Не так болит, — добавил он чуть позже. — Я тут пытался на пол лечь, нашёл плед почти чистый. По крайней мере, не воняет, как всё здесь.

Может же быть почти нормальным, когда захочет, — подумал Лео устало. Уже ночь пришла, пока они тут беседовали и спорили.

Лео думал, что глаз не сомкнёт, но неожиданно сам для себя уснул. Провалился куда-то очень глубоко, почти в пропасть. Падал и падал вниз, скользил по вязкой грязи и никак не мог найти опору.

До тех пор, пока откуда-то не вынырнула Таня и не протянула ему руку.

— Держись крепче, — приказала почти жёстко и незнакомо. Он даже не подозревал, что его девочка может быть такой решительной и суровой.

— Я люблю тебя, — Лео казалось, что он признался громко, но то ли Таня не слышала его, то ли делала вид.

— Держись, и я тебя спасу, — повторила она, хватая его за запястье.

А сзади Тани распускало щупальца чудовище, водило ими, словно принюхиваясь.

«Сзади!» — открывал Лео рот, чтобы предупредить Таню, но ни звука не вылетело из его напряжённого горла.

Он так и проснулся — от собственного крика и от того, что чьи-то пальцы сжимают предплечье.

— Ты что, контуженый? — спросил Артур, и Лео чуть его не ударил. Сдержался вовремя, потому что выглядел гениальный аналитик в утренних сумерках хуже некуда.

