– Вот, смотрите, – принялся объяснятьКозодоев, – вначале задний повесил, взялся за передний, а стал гайкузатягивать и ключ уронил. Нагнулся и вдруг вижу… вот это…
«Вот это» оказалось тонкой проволочкой, зацепленной зарельефный протектор «УАЗа». «УАЗ» – машина высокая, нагнувшись, можно было слёгкостью рассмотреть, что второй конец проволочки тянулся к какому-то пакету.Присобаченному на липучке к днищу машины аккурат под водительским сиденьем.Стоило только тронуться с места…
– Да уж, брат, не говори мне, будто все тебя оченьуважают и любят. – Фраерман разогнул колени и принялся отряхиватьтрёхтысячедолларовые штаны. После чего покаянно добавил: – А ведь наша милицияи вправду нас бережёт…
Вскоре во дворе поднялась тревожная суета. Приехала «Газель»из дежурной части РУВД, прибыл, задыхаясь, участковый, неспешно подкатил«Апельсин». Действо развивалось по нарастающей. Милиция приступила к оцеплению,сапёры держали совет, гневно орал, взывал к Конституции эвакуируемый с помойкибомж… На шум стала было собираться общественность, но милиция рассказала вмегафон об опасности взрыва, и общественность быстренько поредела.
– Мотя, ты, может, переставишь его? – посмотрелНаливайко на шестисотый «Мерседес», припаркованный в прямой видимости отпомойки. – А ну как и вправду жахнет? Жаль ведь, не «УАЗ»… Впрочем,«Уазика» тоже ох жалко…
– Ключи, Вась, остались в пальто, в лом ходить. –Фраерман зевнул, посмотрел на милицию, геройски сражающуюся с бомжом. – Ивообще, что-то мне не нравится звук двигателя… Хочу что-нибудь поспортивнее,помодерновее, «бээмвуху» например…
В это время бомжа наконец-таки победили, спецы приступили кобезвреживанию, а из парадной вышла Тамара Павловна с Шерханом на поводке.
– Да, весело тут у вас, братцы, – хмуро заметилаона. – Пластид? Гексанол?
– Сейчас будет видно, дай-то Бог, чтобы неслышно… – буркнул Фраерман.
Наливайко горестно потупился, а милиция вдруг как-топодобралась – во двор въезжала оснащённая мигалками «Волга».
Чёрная, блестящая, пернатая от антенн, с тёмнымитонированными стёклами…
– Ага, старший брат прибыл, – прокомментировалФраерман. – Я же говорю, мы сегодня дико популярны… Ого, да тут не старшийбрат, а старшая сестра… Хм, изряднейшая фемина… Я б с такой посидел в одиночке…
Из машины действительно выбралась тётка в чине полковника,подтянутая, собранная и деловая. Милицейские вожди немедленно поспешилинавстречу.
– Мотя, старый кобель, – ласково попрекнула ТамараПавловна, и тут начал выражать своё мнение о происходившем Шерхан.
Он вдруг призывно заскулил, затрепетал обрубком хвоста иосторожно – не напугать бы – потянулся вперёд.
– Ну что? Кота увидал? – среагировал на поведениепитомца Василий Петрович.
Тут надо сказать, что Шерхан отличался редкостнымкошколюбием. Живое, то есть, опровержение мифа об «исконной» вражде двуходомашненных видов. Он давно изучил в окрестных дворах все места, гдепроисходили котиные посиделки, и уже на подходе принимался вот так же несолиднопоскуливать и пищать: «Кисонька, ну давай поиграем…»
Сегодняшняя «кисонька» в лице здоровенного рыжего котяры,выглядывавшего из «Волги», играть была совершенно не расположена. Более того,дружеские авансы азиата приводили кота в явное бешенство. Он хищно скалилпасть, щурил зелёные глаза и всем видом говорил: «Счастье твоё, что я наслужбе. При исполнении. Кабы не священный долг, я тебя вот этими когтями личнопорвал бы. На целую тысячу сопливых, куцехвостых, гадких щенят. Я сказал».
Дама-федерал тем временем на месте не стояла. Быстроперекинулась словечком с сапёрами, подозвала старшего из ментов и наконецобратила взгляд на доктора наук Наливайко:
– Здравствуйте, Василий Петрович. Полковник Варенцова,ФСБ. У меня к вам пара вопросов.
Тот переступил с ноги на ногу. Кашлянул. Дама была в самомделе красивая. И улыбка у неё была… настоящая. Не какая-нибудьдежурно-казённая.
– Приятно познакомиться, – сказал он. –Постараюсь ответить…
«А ведь нормальная тётка. Без этой их… вседозволенности,дескать, захочу и судьбу твою сломаю как прутик. Бывают, оказывается, и такие…»
– Скажите, Василий Петрович, – спросилаона, – есть у вас враги, недоброжелатели, завистники, может быть, соседи,кто бы решился сыграть такую вот злую шутку?
– Шутку?.. – не понял Наливайко.
– Ну да, шутку, – кивнула полковница. –Взрывотехники говорят, что это муляж, кусок мыла. Хозяйственного,шестидесятипятипроцентного.[116]
– Во дают, – с облегчением засмеялсяНаливайко. – Даже мыла нормального[117] пожалели…
– Василий Петрович, – улыбнулась полковница.
Улыбнулась, призывая к серьёзности, мягко и как-то так, чтоНаливайко сразу понял: она успела ознакомиться со сложными извивами егобиографии и спрашивала не «от фонаря». Она уверенно знала: уж чего хорошего, аврагов он успел себе нажить предостаточно. Быть может, учуяла даже ароматакадемического трупа, пронизавшего эфир над «Уазиком».
– Враги… Что ж за человек без врагов, – задумалсяНаливайко. – Нет, грех брать на душу не стану… Может, мальчишки играли…телевизора насмотрелись…
– Ладно, – усмехнулась полковница. – А каквам мысль о том, что это работа Козодоева? Ну, решил старший прапорщикотыграться, насолить, нервы вам потрепать… после звонка-то Николаю Фёдоровичу…Заодно бдительность проявить… Что скажете?..
– А откуда вы знаете? Насчёт Николая Фёдоровича? –удивился Наливайко, запоздало прикусил язык и всё же не удержался, спросил: – Акто он такой?
– Да так, есть один… – Наливайко показалось чтоона проглотила «пока ещё», – влиятельный дядечка. Только речь сейчас не онём. Как по-вашему, мог Козодоев нагадить или не мог?
– Ну, не знаю, думаю, не мог, – не стал брать грехна душу Василий Петрович. – Он… простите великодушно, копилка в погонах,мздоимец, а тут соображать всё-таки надо, тонкость иметь…
– Ладно, мы с ним ещё поработаем, – пообещалаполковница. Подала на прощание маленькую крепкую руку и, забрав несчастногоКозодоева, укатила на пернатой «Волге».
– Знаешь, Вася, никакой это не Козодоев, не соседи, недоброжелатели, не враги, – веско заметил Фраерман, когда сели допиватьармянский коньяк на воде Потопа. – Это тебе звонок. Первый. Чтобы невысовывался, чтобы не гнал волну. Вот скажи, тебя со службы за что попросили?За что-нибудь хорошее?
