– Ну конечно за хорошее, – сразу повеселелНаливайко. – Понимаешь, мы с профессором Макгирсом из Принстонаразработали новую концепцию пространственно-временного континуума. Собственно,не то чтобы новую, об эфире как универсальной мировой среде говорил ещё великийТесла. А до него – древние типа Платона, Зенона, Анаксагора… В общем, неплохаякомпания. Однако институт наш финансируется Международным фондом имени СаймонаЗильберкройца, который против эфира… как бы сказать… решительно возражал. Ну и…Дальше, Мотя, неинтересно, это уже не наука. Давай, что ли, выпьем…
– Как это не интересно? Вот бы ещё понять, кому твоямодерновая концепция костью в горле застряла. И почему, – покачал головойФраерман. – И проволочку тебе натянули, чтобы ты думал не об эфире, а опластиде. И это, Вася, лютики-цветочки, а пчёлки ещё прилетят. Вот тогда иягодки будут… Так что, знаешь, брат… валить тебе надо, вот что. Лечь на дно, сглаз долой, из сердца вон. Хотя бы на время. Вместе с этой твоей теорией века.
Говорил Фраерман спокойно, с ухмылочкой, но в глазахсветилась тревога.
– Да ну тебя, Мотя, вечно тебе что-то мерещится,особенно после рюмочки… – Наливайко налил, залпом выпил, выдохнул,потянулся к окорёнку с икрой. – А потом, легко сказать – вали. Куда, смоими-то допусками? Я ж до гроба невыездной. Да и на какие шиши…
– А давай-ка, брат, со мной на периферию, – тихо,с надеждой в голосе поманил Фраерман. – В Пещёрку. Во где тебя ни с какихспутников не засекут! Опять же гуманизм-патриотизм, высокая идея, «Никто незабыт…» Поехали, а? Чтоб тебя на время забыли…
Насчёт патриотизма и высокой идеи это были не пустые слова.Два года назад под праздник Победы Фраерман на базе интерната для трудных детейорганизовал летний поисковый отряд «Ночной таран». С официальной целью –вернуть из небытия оставшихся без погребения воинов, восстановить честныеимена. Оборотная сторона медали подразумевала имидж, пиар, рекламу какдвигатель торговли… Название отряда объяснялось просто. Дедушка МатвеяИосифовича, младший лейтенант Фраерман, совершил в небе над Пещёрским райономночной таран… и сделался в итоге одним из тех, к кому отношение лишь недавностало стопроцентно трагическим, без тени былых подозрений, – пропавшим безвести. Так вот, Фраерман-внук хотел отыскать «ястребок» деда, восстановить ипоставить, как памятник, на заранее облюбованном месте.
А ещё – сложен путь человеческий – имелась у МатвеяИосифовича доставшаяся по случаю карта. Очень старая, драная и потёртая, затообещавшая вывести на немецкий законсервированный склад. А в складе том – неконсервы, не солярка, даже не оружие. Судя по записям на полях, под землёйхранилась чуть ли не Янтарная комната; по крайней мере предметов роскоши,антиквариата и искусства, награбленных фашистами из коллекций и музеев,обещалось немерено. Карта, правда, в силу ветхости допускала весьма различныетолкования, так что вожделенный фашистский клад в руки уже третий год недавался. Ну да ничего, Матвею Иосифовичу упорства было не занимать…
– Да, Пещёрка… Наслышан… Ладно, Мотя, подумаю, –вроде бы согласился Наливайко, не спеша допил, заел икрой и вопросительноглянул на Тамару Павловну. – Ну что, мать, может, начнём уже? Перейдём отразговоров к делу?
– Давно пора, – усмехнулась та и вытащиланераспечатанную колоду. – Что-то вы с годами, братцы, становитесь тяжелына подъём. Это я как профи вам говорю!
Дело заключалось в том, что и Фраерман, и супруги Наливайкобыли заядлыми картёжниками, впрочем, в самом лучшем смысле этого слова. Они независали в казино, не проникали в сомнительные подпольные заведения. Нет, онииграли ради чувства азарта, движения изощрённой мысли, возможности всецелоощутить изменчивость коварной фортуны. Собственно, Фраерман и приезжал-то почетвергам ради пульки, расписанной в своём тесном кругу…
Однако сегодня даже преферанс не увлекал, как обычно. Подвпечатлением недавних событий никак не получалось сосредоточиться, и послетретьей сдачи Фраерман бросил карты: игра определённо не клеилась.
– Так что ты, Василий, подумай, – сказал он,вытаскивая коробочку «антиполицая». – Лучше, брат, не ждать следующего-тозвонка… Давай, мы снимаемся через три дня.
Подмигнул Шерхану и отчалил, только «Мерседес» заурчал мощнои басовито. И что это там такого криминального в звуке его породистогодвигателя?..
Проводив Мотю, Наливайко отправился в свой кабинет.
Собственно, весь кабинет – угол с письменным столом,отгороженный зеркальным шифоньером… Немедленно явился Шерхан, посмотрел, тягучевздохнул и свернулся возле хозяйского кресла. Василий Петрович включилкомпьютер, наполовину ожидая – Бог троицу любит! – ещё и от него какой-топодставы, но ничего, всё заработало чинно и благородно.
Интернет доставил ему депешу от профессора Макгирса.«Дорогой коллега и друг, – писал англичанин, – несмотря на позднийчас, не могу не поделиться с вами радостной вестью: только что заработалаустановка, процесс моделирования успешно пошёл… О результатах, параметрах ирежимах напишу позднее, видимо утром, и тогда уже буду ждать ваших данных длясравнения. Крепко жму руку, ваш Эндрю».
«Ну, молодец барон», – обрадовался Наливайко. Кстати, сМакгирсом он общался без переводчика, компьютерного или какого ещё, хотя в егошколе с английским тоже не особенно напрягались, – выучил сам…
Утром ему, аннулированному, уже не было нужды вставать побудильнику, и он принципиально не стал его заводить. Зато телефон оставилвключённым и устроил поближе, чтобы сразу схватить трубку, если он вдругзазвонит. А что зазвонит, Василий Петрович, зная Макгирса, не сомневался.Письмо, даже электронное, пока дойдёт, пока будет прочитано, а звонок…
Он раздался в самом начале десятого, когда в Англии, живущейпо Гринвичу, стояла совсем уже безбожная рань.
– Алло. – Наливайко сел на постели, услышал чужойголос и начал понимать: что-то случилось. – Да, это я, доктор Наливайко…Да, слушаю, слушаю внимательно…
Звонил некий Робин Доктороу, управляющий делами лордаМакгирса.
– Сэр, – с горечью сказал он, – у меня длявас плохие новости. Два часа назад лорд Эндрю умер у меня на руках…
– Что? – окончательно проснулся Наливайко. –Как это умер? От чего?
– Случилось несчастье, – ответили ему. –Установка вышла из-под контроля. Лорд Эндрю пытался спастись и упал сосмотровой площадки верхней галереи… Прямо на ограду… Перед тем как закрытьглаза, он велел мне позвонить вам и передать: «две тысячи двенадцать». Ещёуспел прошептать что-то: «осторожность», «вода», «магнитное поле». И… душа егоотлетела…
Доктороу заплакал.
– А лаборатория? – прервал его Наливайко. –Реактор? Компьютеры?
– Там сейчас работают пожарные. – Голос в трубкетщетно пытался обрести твёрдость. – Похоже на ваш Чернобыль, правда,реактор уцелел… Напоследок хочу сказать, что тело бедного лорда Эндрю найдётвечный приют в Сэвидже, в склепе рода баронов Макгирсов Сауземпских…
