Когда телепорт синхронизировался с российской «аркой», все немного занервничали. Бранн молча отступил на шаг в сторону, позволяя Даниле и Илье занести в кабину Миколу. Шевченко пришлось положить на пол и переправить одного.
Когда началась повторная синхронизация, все вздохнули с облегчением: это означало, что на той стороне парня уже вытащили из портала и подготовили «арку» для нового перемещения. Тогда в кабину зашли Фостер и Илья. Было видно, что Эрик больше не горит желанием задерживаться на Золотом Континенте.
Следом в Россию переместились Данила и Владимир Иванович, затем Ханс и Альберт. Немец по—прежнему хранил молчание, и даже перспектива оказаться дома, казалось, не слишком обрадовала его. Он был настолько опустошен, что на данный момент не чувствовал ничего.
Зато Альберт всерьез встревожился, когда понял, что Дмитрий остается с Бранном один на один. В крохотной кабине могли уместиться только двое. Тогда Вайнштейн попытался было воспротивиться, предложил переправить Ханса одного, но Лесков решительно прервал его, сказав, что зайдет в портал последним.
Так оно и получилось. В какой—то момент Дмитрий и Бранн действительно остались наедине. Оба молчали, не желая тревожить тишину бессмысленными словами. Лесков равнодушно смотрел на панель управления телепортом, ожидая завершение синхронизации, Киву же, напротив, казалось, немного нервничал.
Наконец двери кабины гостеприимно распахнулись. Но едва Дмитрий попытался было зайти вовнутрь, рука Бранна неожиданно легла на его здоровую руку, удерживая за локоть.
— Я помог тебе не только из—за Лонгвея, — сухо произнес он, глядя куда—то в пол. Лесков замер и удивленно посмотрел на Киву. — Я бы избавился от него и без вашей помощи. Вы только спутали мои планы, заставили действовать глупо и опрометчиво.
— Потому что я твой брат.
Глава XXIII
— Что?
Это слово было единственным, которое Лесков сумел из себя выдавить. Он смотрел на Бранна, как громом пораженный, не в силах даже на секунду представить, что румын говорит правду. Происходящее напоминало какой—то дурной сюрреалистический сон. Казалось, еще немного, и мир окончательно перевернется: враги станут друзьями, друзья — врагами, и в центре всего этого безумия, как на троне, будет сидеть его новоиспеченный «братец».
Десятки вопросов взвились в сознании Лескова, словно потревоженный пчелиный рой. Он не сводил взгляда с лица Бранна, жалея лишь о том, что чертов румын снова оградил себя проклятым защитным куполом. Не хотел, чтобы ему лезли в голову и заставляли говорить правду. Потому что лгал! Конечно же, лгал, как делал это всегда, когда ему что—то было нужно! Наверное, решил, что кайрамы действительно прохлаждаются в Петербурге и скоро придут по его душу… А может, подготавливает себе местечко в счастливом послевоенном мире? Или же просто решил породниться с тем, с кем сейчас наиболее выгодно?
Губы Киву тронула странная улыбка, после чего он задумчиво произнес:
— Странно складывается жизнь. Чем дольше я живу, тем сильнее она меня удивляет… Я думаю, пришло время поговорить начистоту.
— Забавно, — еле слышно отозвался Лесков. — Заявляете, что вы мой брат именно в тот момент, когда Золотой Континент вот—вот падет? Весьма удобно, не находите?
— Ничего удобного, — Бранн выпустил руку Лескова из своих пальцев, после чего спокойно добавил, — мне наше «родство» доставляло сплошные неприятности. Сначала меня чуть не объявили предателем «эффективного общества», затем чуть не убил Лонгвей. Я уже молчу про историю с Беридзе, фальшивую смерть Алюминиевой Королевы и другие твои выходки.
— О каком к черту родстве идет речь? Вы похожи на меня не больше, чем я на Лонгвея.
— Я знаю, на кого вы похожи.
Глаза Бранна на мгновение окрасились медным, и по комнате промчался легкий ветерок. Он торопливо задел занавеску и устремился к каминной полке, на которой стояли несколько старинных рамок. Одна из них зашаталась и неуклюже упала на пол.
Дмитрий невольно вздрогнул от неожиданности и посмотрел в ту сторону. Затем он услышал, как хрустит треснутое стекло, и, прежде чем успел спросить Бранна о причине его действий, из рамки выскользнула фотография. Яркая, красочная, современная. На ней Киву играет в конное поло. Лесков даже помнил, когда был сделан этот снимок.
Однако каково же было его удивление, когда он заметил в разбитой рамке еще одно фото. Поломанное, черно—белое, пожелтевшее от старости. На нем были запечатлены двое: мужчина в классическом пальто и шляпе и худенький мальчик лет десяти. Большего Дмитрий рассмотреть не успел — в этот момент старинное фото переместилось в ладонь Бранна.
Не проронив ни слова, румын протянул Дмитрию фотографию, и в тот же миг Лесков переменился в лице. Он сильно побледнел, а затем едва заметно отрицательно покачал головой. Такого просто не могло быть! Со снимка на него смотрела его копия. Пускай человек с фото был немного старше, пускай с немного иным овалом лица, но это был он, Дмитрий. И это он держал за руку тощего мальчишку, безумно похожего на. Бранна?
— Этого мужчину звали Винсент, — сухо пояснил Киву. — Он забрал меня из детского дома. Усыновил, научил выживать. Это был первый «истинный», которого я встретил, и единственный «охотник», который не стал убивать ребенка… Твой отец, Дмитрий.
Видя состояние собеседника, румын устало улыбнулся:
— Может, все же присядем? Не люблю беседовать, стоя на пороге, пускай даже телепортационной «арки». Здесь тебе ничто не угрожает. Мой дом защищают «ликвидаторы», так что за десять минут с тобой уж точно ничего не случится. Я бы даже предложил тебе позаимствовать мою одежду. Чешуя скоро сойдет, а тебе еще возвращаться.
Резкая перемена темы несколько отрезвила Лескова. Он вспомнил, что до сих пор находится на территории врага, а его друзья не находят себе места. Взгляд мужчины устремился к «арке»: ну вот же она, совсем рядом. Всего один шаг, и он окажется в безопасности. Однако вместо этого Дима протянул руку и, коснувшись панели управления, прервал телепортационную связь.
— Я бы не отказался от рубашки и брюк, — тихо произнес он, наконец посмотрев на Бранна.
Позже они сидели в удобных кожаных креслах напротив друг друга. Оба успели смыть с себя кровь и переодеться, отчего можно было подумать, что и не было никакой войны. Просто два старых знакомых сидят в библиотеке и вспоминают прошлое.
— Мне было девять, когда я впервые увидел его, — начал свой рассказ Киву. — Он приехал в наш детский дом на своей машине, со своим шофером, одетый неброско, но при этом дорого. Когда он переступил порог, мы все затихли. Воспитатели предупреждали нас, что вечером приедет богатый человек, чтобы взять под свою опеку одного из нас. И он выбрал меня…
Бранн невольно усмехнулся, вспоминая свои детские эмоции.
