Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
— Синьор приобрел свои знания самообразованием. Когда ему было слегка за двадцать, он уже сколотил небольшое состояние, а поскольку теперь заняться ему, в общем-то, нечем, он и живет в своем воображении вместе с этими модельками.
В качестве особого подарка Герман ранним утром берет с собой Альберта на озеро Штарнберг, где во время Frühlingsfestival, Праздника весны, они становятся свидетелями спуска на воду небольшого парохода. В те годы пароход можно было увидеть разве что на Дунае, Эльбе или Рейне.
Стоит прекрасная погода. Альберт в восторге от аромата цветущей калины и нарциссов. А на полянах он находит распустившиеся сиреневые крокусы.
Похоже, на берегу озера средь буковых лесов собрался весь Мюнхен. Побеленные дома Штарнберга, церковь Святого Иосифа и отель в стиле швейцарского шале поражают воображение Альберта.
Вдали на горизонте виднеются Альпы. Синие. Серебряные. Розовато-голубые. Их зазубренные вершины. Бледно-рыжие.
Фасады домов украшены флагами, венками и драпировками. Альберт смотрит, как на пароходе развешивают гирлянды. На опушке у края леса он собирает букеты из горечавки и весенней примулы для матери и сестры Майи. Незаметно для себя он проглатывает обед — резиновый кусок отварной говядины и сухой картофельный салат. После спуска судна Альберт вместе с отцом вливаются в праздничную толпу.
Вечерами ему трудно уснуть. Во многом из-за боязни темноты. Он не смыкает глаз до тех пор, пока не поймет, что отец с матерью легли спать и можно без опасений выйти на цыпочках из своей комнаты, чтобы зажечь Stubenlampe[4].
Во мраке широкий плоский фитиль разгорается круглым пятном уютного желтоватого света.
Лежа в кровати, он не спускает глаз с яркой полоски между дверью и полом. Одним своим свечением она отгоняет образ снующего по коридорам чудовища, какое приходит после самоубийства, а иногда и после смерти от несчастного случая. Его появление предвещает болезни, хвори, страдание и забытье. А кончается все тем, что оно пожирает родню покойника, потом свою плоть и даже погребальный саван.
На рассвете Альберт просыпается сам не свой. Свет под дверью уже только мешает. Правда, сейчас самое время прикрутить фитиль, чтобы родители ни о чем не прознали. Альберт опять выползает из своей комнаты и гасит свет.
Вернувшись в постель, он снова ворочается с боку на бок — теперь ему не дает уснуть дневной свет, сочащийся в его комнату через щель в деревянных ставнях. Он зарывается головой под подушку. Но свет, конечно, никуда не делся. Чтобы оказаться в комнате, он пролетел сто пятьдесят миллионов километров. От солнышка, спасибо ему.
Стремительный полет. Полет со скоростью трехсот тысяч километров в секунду. Этот луч, пробравшийся сквозь ставни, оторвался от солнца каких-то восемь минут назад. Я знаю, как его замедлить. Он поднимает стакан с водой, преграждая путь лучам. Попадая в него, световой поток преломляется. Альберт прищуривает глаза. Но свет проникает под ресницы и растекается в узкую полоску. Все сильнее и сильнее Альберт стискивает веки. Линия света простирается вширь. И исчезает, когда он зажмуривается.
Каждый ноябрь после нескольких дней обильного снегопада начинается сезон саней, чему несказанно радуется Альберт.
Теперь, гуляя в Английском саду, можно любоваться пушистыми шапками снега, причудливо лежащими на черных пихтовых ветвях. Чистоту и безмолвие всего вокруг нарушает лишь перезвон колокольчиков на ярко-зеленых с позолотой санях, запряженных вороным жеребцом. Возница в меховой шапке, надвинутой на лоб, укутан шерстяной полостью.
На улицах колесный транспорт уступил место санному. Все грузы — кадки и ведра с водой, стянутые латунным обручем деревянные бадьи с молоком — перевозят на санях. Пересев на сани, все радуются, словно дети. Палитра ранней зимы завораживает Альберта. Багряные, розово-зеленые и серебряные листья, сказочные гирлянды клематисов на длинных побегах и сугробы чистого белого снега. Свет ослепляет. Блестит, и преломляется, и преломляется.
— Сейчас пойдем в «Аумайстер», — торжественно сообщает отец.
— Куда-куда?
— В «Аумайстер» — там лучший кофе в городе, прелестные дамы, пирожные. Много пирожных. Но еще больше милых дам.
— Милых дам, милых дам, — напевает Альберт.
Он обожает веселый нрав отца.
В возрасте двенадцати лет он любит пофилософствовать о религии и культуре на семейных обедах.
Отец с помпой представляет Альберта:
— Имею честь пригласить профессора Эйнштейна изложить нам свои соображения на выбранную им самим тему.
— Благодарю. Сегодня тема моей лекции — «Евреи-ашкеназы в свете некоторых скромных идей».
Семья приветствует его аплодисментами.
— Как всем нам хорошо известно, мы — евреи-ашкеназы. Ашкеназы сформировались как отдельная еврейская община в Священной Римской империи к концу первого тысячелетия. Согласно галахе, Шаббат наступает за несколько минут до захода солнца в пятницу вечером и продолжается до появления на небе трех звезд в субботу. Наступление Шаббата знаменует зажигание свечей и чтение благословения. Вечерняя трапеза обычно начинается с благословения, кидуша, произносимого на две халы. А завершается Шаббат на следующий вечер с благословением во время авдалы. В Шаббат нам запрещена любая работа. Мы созерцаем духовное начало жизни. Проводим время с семьей… Теперь пара слов о приеме пищи. Я предлагаю отказаться от свинины. Ее прекрасно заменит рубленое мясо в макаронах или в супе с клецками из мацы, а еще солонина с жареными картофельными латкес и сладким кугелем с сухофруктами, маслом и сахаром.
Вдруг он замолкает.
— И что? — спрашивает мать.
— Как всем нам хорошо известно, мы — евреи-ашкеназы. Ашкеназы сформировались как отдельная еврейская община в Священной Римской империи к концу первого тысячелетия.
— Альберт! — прерывает его мать.
— Пожалуйста, мама, не перебивай меня.
— Но ты повторяешься.
— Что есть, то есть.
— Я не могу воспринимать это всерьез, — говорит она.
— Того, кто несерьезно относится к мелочам, нельзя посвящать в серьезные дела.
— Думаю, мы уже наслушались, — не выдерживает мать.
Никто и никогда меня не поймет, говорит он про себя.
— Алгебра, — объясняет дядя Якоб, — это математика для ленивых. Если тебе неизвестна какая-либо величина, ты называешь ее иксом и делаешь все вычисления так, будто она тебе известна, потом записываешь полученное соотношение и в конце концов находишь икс.
Когда дядя Якоб подбросил ему теорему Пифагора, Альберт потерял покой. Он бьется над задачей двадцать один день, но все-таки доказывает теорему, не используя ничего, кроме своего собственного интеллекта.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
