Весь интеллектуальный цвет Греции был представлен в Марселе31. Даже римляне посещали располагавшуюся там философскую школу. Пользовалась известностью местная медицинская школа32, поддерживавшая отношения с Александрией. Среди этой массы постоянно мигрировавших людей легко могли затеряться адепты новой религии. Надписи, найденные в Марселе, похоже, свидетельствуют о присутствии там христиан со II века33. Вполне возможно, что Крискент, о котором говорит Павел во Втором послании к Тимофею, уже был послан в Галлию34.
Во II веке Лион был не только местом торговли зерном, вином и древесиной, но также и крупным ремесленным центром Римской империи. Многочисленные предметы, изготовленные в этом городе в то время, найдены на территории современной Германии и Англии35. Надписи, скульптуры и барельефы II века также позволяют понять, какую роль играл этот город — ремесленный, торговый и политический центр Галлии36.
Империя в ознаменование собственного присутствия и своего авторитета возвела на склонах альпийских отрогов Круа-Рус монументальный алтарь во славу Рима и Августа37. Там ежегодно совершались торжественные обряды, проводились игры и празднества. В рамках этих ежегодных празднеств и претерпевали страдания первые христианские мученики. Галлы, побывавшие на празднествах, возвращались домой, ослепленные блеском римского могущества и очарованные благотворностью присутствия римлян.
В процветавшем Лионе образовалась целая колония выходцев с Востока — из Азии и Фригии38. Первые христиане, как и большинство их соотечественников, прибыли сюда ради занятия своей профессией. Александр39 был врачом и на долгое время обосновался в городе. Когда собравшаяся там братия стала достаточно многочисленной для создания своей «церкви», их материнская община около 150 года направила к ним епископа Пофина.
В 177 году церковь Лиона, объединившаяся с общиной во Вьенне40, была уже достаточно значительной, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать преследование. Состав мучеников, греческие и латинские имена которых нам известны, отражает облик общины, включавшей в себя азиатов и местных уроженцев, торговцев и знатных дам41. Ириней, ставший после пронесшейся бури преемником епископа Пофина, отныне управлял общинами на территории от устья Роны до берегов Рейна42. И на сей раз Евангелие шло по следам римского завоевания, достигнув Трира и Кёльна. Правда, мы не знаем имена тех, кто приложил к этому свои усилия43.
На африканском побережье от залива Габес или даже от Большого Сирта до Атлантического океана протянулись три римские провинции — Проконсульская Африка, Нумидия и Мавритания44. Карфаген45, «галера, ставшая на якорь у ливийских песков» (Г. Флобер), господствовавший на морях и соперничавший с Римом, был основан финикийцами, прибывшими из Тира и Сидона. Город располагался над заливом, в устье Меджерды, где сходятся Восточное и Западное Средиземноморье и где расположен современный Сиди-Бу-Саид, откуда легко можно защищать перешеек, соединяющий высокий мыс с материком.
Финикийцы, помимо лавок и контор, принесли с собой и своих богов, против которых не раз восставал Бог Ветхого Завета. В Карфагене Богу христиан предшествовал бородатый Ваал Хаммон в длинном облачении и с тиарой на голове, восседавший на трех сфинксах46. Наряду с ним почиталась и богиня плодородия Танит — толстая, бородатая, с опущенными веками и улыбкой на лице, с руками, скрещенными на большом животе, отполированном поцелуями многочисленных почитателей.
Тофет, верховный жрец Карфагена и Суса, приносил в жертву Ваалу Хаммону и Танит маленьких детей, изображения которых на стелах, хранящихся в музее Бардо, и по сей день заставляют зрителей содрогаться. Императорские запреты не могли положить конец этой варварской практике. «Я беру в свидетели солдат моего отца, — пишет Тертуллиан, — исполнявших распоряжения римских проконсулов. Сами отцы приводили своих детей для принесения в жертву, и притом охотно; они ласкали своих детей, не давая им плакать в момент жертвоприношения»47.
Пройдя через все превратности своей многовековой истории, Карфаген сохранил связи с Востоком — благодаря кораблям, заходившим в его гавань. Сципион до основания разрушил этот город, а само место, где он был возведен, отдали пастухам, дабы те гоняли свои стада на руины некогда гордого города. Гракхи, а после них Цезарь, движимые чувством реализма, восстановили Карфаген, которому Август возвратил его прежний блеск. Рим, как до него нумидийцы, извлек пользу из плодородных земель, выращивая на них пшеницу. Начиная со II века, Антонины проложили там дороги и возвели акведук, термы и амфитеатр, о несравненной красоте которых и сейчас еще свидетельствуют руины, позволяющие составить представление об истинном масштабе и великолепии этих сооружений48.
Карфаген к моменту проникновения в него христианства являлся географическим, административным, культурным и торговым центром заморской, североафриканской провинции Италии, соперником Александрии и, подобно ей, житницей Рима, обращенной к морю, символом гостеприимства49. Как выразился Апулей, сам уроженец Африки, «всё здесь дышит изобилием»50. Это была эпоха великого экономического процветания, основанного на торговле зерном и оливковым маслом. Военная организация края шла рука об руку с освоением его земель, вплоть до бесплодных пустынь и гор51.
Ни один из дошедших до нас текстов даже намеком не сообщает о начале распространения здесь христианства52. Тертуллиан, почти современник этого события, никогда не упоминал о нем. В IV веке Августин ограничился лишь констатацией того факта, что Евангелие попало сюда с Востока — оттуда же, откуда пришли основатели самого города53. Многочисленны архитектурные и литургические связи, объединяющие африканскую и восточную церкви54. Произведения Тертуллиана, которого можно рассматривать в равной мере представителем как греческой, так и латинской литературы, переводились одновременно с их публикацией55. Влияние Востока на африканскую литургию позволяет говорить о ее зависимости. Религиозная архитектура Африки обнаруживает известное родство с архитектурой Востока, особенно Сирии56.
В Карфагене, как и в Риме, первые случаи обращения в христианство, должно быть, имели место среди представителей еврейской колонии, многочисленной, как и в других приморских портовых городах, где количество евреев, несомненно, еще более возросло за счет беженцев из Иерусалима после победы, одержанной Титом57. На кладбище Тамара, севернее Карфагена, так же как и Гадрумета (современный город Сус), могилы евреев и христиан располагаются рядом58. Однако две религии не могли долгое время мирно сосуществовать; как и повсюду в Римской империи, отношения между ними вскоре стали враждебными. Во времена Тертуллиана разрыв уже произошел59, однако автор «Защиты от язычников» еще помнил о временах, когда христианство жило «в тени» иудаизма. Последовавшее затем размежевание не изгладило из памяти их мимолетного альянса.
Евангелие впервые было завезено в эти края на одном из каботажных судов, прибывших из Палестины, Египта или Сирии, если еще раньше не проникло сухопутным маршрутом через Египет и Ливию. Первыми проявили к нему интерес евреи-эмигранты и портовые грузчики, выгружавшие привезенные с Востока товары. Представьте себе первую христианскую общину, весьма пеструю по составу, включавшую в себя евреев-эмигрантов, местную бедноту, предприимчивых греков и, несколько позже, римлян — как образованных, так и простого сословия. Как и в Коринфе, основную массу членов общины составляли бедные и униженные, люди смешанных кровей. Их темперамент, живой и страстный, даже экзальтированный, был сродни темпераменту людей, исповедовавших религии Востока. Они говорили на греческом, пунийском или берберском языках и занимались своей работой или торговлей. Торговцы и прочие зажиточные горожане отдавали предпочтение пунийскому языку60, особенно в приморских городах. Еще Августин был вынужден переводить на пунийский язык латинские слова, смысл которых ускользал от части его слушателей.
