Скандинавское происхождение имени Олег (но не Ольга!) кажется наиболее вероятным. Однако — оговорюсь особо — происхождение имени еще не решает вопрос о происхождении его владельца, ибо использование иноязычных, заимствованных имен — явление распространенное во всех обществах.
Древнерусские книжники, трудившиеся спустя века после кончины княгини Ольги, ничего не знали о ее происхождении и могли лишь высказывать догадки на этот счет. Автор Проложного жития ограничился тем, что назвал ее «псковитянкой» («псковкой»); книжники же XVI века были уверены в том, что княгиня происходила «от языка варяжского», хотя автор Псковской редакции Жития княгини Ольги Василий-Варлаам и вынужден был признать, что «о имени же отца и матери писание нигде же не изъяви», то есть не обнаружил.
Выражение «от языка варяжского» в XVI веке, тем более под пером псковского книжника, несомненно, означало скандинавское, скорее всего шведское, происхождение княгини. Но во времена самой Ольги название «варяги» еще не имело столь жестко закрепленного значения. Варягами в древней Руси, по всей вероятности, именовали выходцев с побережья Балтийского («Варяжского») моря, причем не только северного — собственно Скандинавии, но и южного, заселенного различными племенами — в том числе (и прежде всего) славянами. Так что и славянское происхождение Ольги нельзя исключать. Могла она происходить, например, и из знатного кривичского рода, ибо славяне-кривичи и населяли те земли, на которых возник город Псков.
Вообще же, говоря о «варяжском» происхождении Ольги и имея в виду позднейшее отождествление варягов со скандинавами, нельзя не затронуть пресловутый «варяжский вопрос», расколовший не одно поколение русских историков на два враждующих лагеря — так называемых «норманистов» и «антинорманистов». Не углубляясь в дебри «варяжского вопроса» (и не считая его определяющим для понимания хода русской истории), скажу о том лишь, что присутствие скандинавов в древней Руси не вызывает сомнений, поскольку бесспорно подтверждается археологически. Однако в духовной жизни Древнерусского государства скандинавское влияние прослеживается слабо. Так, исследователями давно уже отмечен тот в высшей степени любопытный факт, что города, основанные первыми варяжскими князьями (Новгород, Изборск, Бело-озеро), носили в основном славянские названия; показательно и то, что божества скандинавской мифологии отсутствуют в языческом пантеоне древней Руси, который, помимо славянских, включает в себя также балтские, иранские и финно-угорские божества. Да и скандинавские саги не знают русских князей до Владимира Святого и Ярослава Мудрого, причем эти последние выглядят в них явными чужаками. Скандинавские сказители, составители саг, отнюдь не считали правителей Руси родичами норвежских или шведских конунгов, как должно было бы быть, если бы предки Владимира и Ярослава пришли на Русь из Швеции или Норвегии. И это при том, что генеалогия и родственные связи героев саг прослеживаются в них очень тщательно и на большую историческую глубину.
Древняя Русь с самого начала возникла как многоэтническое государство. Помимо славян, в состав правящего слоя Древнерусского государства в X—XI веках входили представители финно-угорских, германских (скандинавских), балтских племен. Собственно говоря, именно смешение всех этих разноязычных компонентов и привело к образованию древнерусской народности. Но показательно, что очень скоро все прочие языки были вытеснены славянским. Да и представители династии Рюриковичей — начиная как раз с Игоря и Ольги — определенно говорили на славянском языке и нарекали своих детей по преимуществу славянскими именами.
Наша информация о первых русских князьях чрезвычайно скудна. Признаемся, что мы так и не знаем наверняка, откуда пришел на Русь легендарный Рюрик — основатель династии, правившей Россией более семисот лет. Не знаем мы и того, какие узы родства (или, быть может, свойства?) связывали первых представителей династии — самого Рюрика, его полулегендарного преемника Олега и вполне исторического Игоря, вошедшего в русскую историю с характерным прозвищем Старый, то есть «старейший». Летописи называют Игоря сыном Рюрика — хотя многие историки ставят этот факт под сомнение. А вот место Олега в тех же летописях совершенно не определено. Между тем, согласно летописи, именно Олег более тридцати лет правил Русью, и лишь после его смерти княжеская власть перешла к Игорю.
Когда информации в наличествующих источниках нет или слишком мало (или же она слишком противоречива), приходится строить свои выводы, опираясь прежде всего на такие информационные блоки, которые в наименьшей степени могут быть подвергнуты перетолкованию, позднейшему искажению или домысливанию. В дописьменном языческом обществе наиболее устойчивым носителем информации о той или иной личности является имя. И оказывается, что имя княгини Ольги способно прояснить некоторые темные моменты в запутанной истории взаимоотношений первых Рюриковичей. В частности, именно оно дает основания полагать, что Ольга принадлежала к роду Олега Вещего.
Мысль эта не нова. О том, что именно Олег привел Ольгу к Игорю, сообщают так называемые новгородско-софийские летописи, отразившие весьма древний летописный источник, — Софийская Первая, Новгородская Четвертая, Новгородская Карамзинская и др. В XV веке и позднее полагали, что Ольга — дочь Олега, хотя автор так называемой Типографской летописи (XV век), приведший это мнение, не был уверен в его истинности[7]. Но даже если Ольга и не приходилась Олегу дочерью, она все же была связана с ним — и, вероятно, именно узами кровного родства, почему и получила свое имя — женский вариант мужского имени Олег. А если так, то ее брак с Игорем можно рассматривать как династический — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Вещий Олег — одна из самых загадочных фигур русской истории. Именно он по существу создал единое Древнерусское государство, объединив северную новгородско-варяжскую Русь с Киевским Полянским государством и освободив славянские племена среднего Поднепровья — северян и радимичей — от дани, которую те выплачивали хазарам. Олег вел успешные войны и с Хазарским каганатом, и с Византией, совершив единственный в русской истории по-настоящему победоносный поход на Царьград. Однако ни в одной византийской хронике — что кажется весьма странным — мы не найдем его имени.
Но самое удивительное, что и русские летописи содержат крайне противоречивые сведения о нем. В древнейших из сохранившихся русских летописей — «Повести временных лет» и Новгородской Первой младшего извода (начальная часть Новгородской Первой летописи старшего извода, к сожалению, до нас не дошла) — присутствуют два варианта его биографии, противоречащие друг другу в самых существенных своих положениях.
