Затем, в составленном для государыни обзоре кампании 1771 года, граф Румянцев писал так: «Генерал-майор Милорадович подвигнут был до того наибольшим желанием подать собою пример храброго и преусердного службе офицера, что, изнемогая обложною и жестокою болезнью, стремился однако ж со всею доброю волею исполнить свою экспедицию»[52].
В общем, сын рос, отец воевал, и эти события до определенного времени не имели между собой никакой связи.
Между тем отношения Андрея Степановича с Суворовым, громившим мятежных поляков, оставались самые дружеские, о чем свидетельствуют сохранившиеся короткие письма полководца, подобные следующему:
«Милостивый Государь мой Андрей Степанович.
При отъезде моем цалую Вас! Не забудь меня. Благодарствую Ваше Превосходительство за Вашу благосклонную дружбу. Остаюсь с совершенным почтением
Милостивый Государь мой
Вашего Превосходительства
покорнейший слуга
Александр Суворов»[53].
Вскоре генералы встретились на Балканском театре военных действий и оказались вполне достойными друг друга: «Героями сражения при Козлуджи[54] бесспорно можно назвать Суворова, Озерова[55] и Милорадовича. Поражение неприятеля было полное и, чтобы воспользоваться последствием победы, необходимо было продолжать наступление к Шумле и разбить визиря с остатками его армии»[56].
«В награду за войну 1771—1774 годов Милорадович, между прочим, в день мирного торжества, в силу статуса, получил орден святого Георгия 3-й степени, а кроме того — село Вороньки в Лубенском уезде»[57].
Ну вот, подвиги отца напрямую коснулись сына: это были те самые Вороньки, об украшении и усовершенствовании которых Михаил Андреевич заботился всю жизнь, куда мечтал уехать после отставки, чтобы на покое провести последние годы своей бурной жизни… Не сбылось!
Тем временем карьера старшего Милорадовича уверенно шла по восходящей линии.
«В 1779 году Милорадович произведен был в генерал-поручики и вскоре назначен правителем только что учрежденного Черниговского наместничества, которым управлял более 15 лет и был единственным, так как подобное наместничество существовало сравнительно недолго и было заменено учреждением Малороссийской губернии»[58].
И еще такой момент, который, возможно, является очередной легендой, хотя о нем пишут все биографы графа:
«Чтобы показать, как любил Андрей Степанович Милорадович своего единственного сына Михаила Андреевича, достаточно сказать, что, получив орден святого Александра Невского, он просил императрицу вместо этой награды перевести его сына из армии в лейб-гвардии Измайловский полк. Екатерина согласилась, и Михаил Андреевич был записан в Измайловский полк, а Андрею Степановичу вскоре вторично пожалована была Александровская лента»[59].
Различные просьбы о замене награждения действительно случались, хотя и не часто — несколько реже, чем о них рассказывалось… К тому же государи нередко выполняли просьбу, не отменяя и награды.
«16 ноября 1780 года он зачислен подпрапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк, то есть любимейший полк императрицы Екатерины II, так как измайловцы были первые, по времени, ее сторонники при вступлении ее на престол»[60].
Утверждение насчет любимого полка императрицы весьма сомнительно. Измайловцы, хотя и первыми поддержали мятежную жену императора Петра III — кстати, только потому, что полк ближе всех прочих находился к Петергофскому тракту, по которому следовала в столицу Екатерина Алексеевна, — однако никакого последующего значения в полковой истории этот факт не имел.
Впрочем, более подробный рассказ о лейб-гвардии Измайловском полку и об измайловцах у нас впереди…
«Не находясь еще на действительной службе, юноша Милорадович 4 августа 1783 года произведен в сержанты»[61].
Думается, здесь будет не лишним разъяснить непростую систему унтер-офицерских чинов, существовавших во второй половине XVIII столетия.
«Ближайшими помощниками ротного командира являлись, конечно, все субалтерн-офицеры[62] и все унтер-офицеры… Унтер-офицеры состояли из сержантов, подпрапорщиков, каптенармусов и фурьеров.
Число сержантов в роте находилось в прямой зависимости от числа ее рядов, и их полагалось от трех до четырех, но налицо обыкновенно было всегда не более двух, так как остальные бывали или в отпусках и командировках, или же рапортовались больными. Старший из сержантов в роте выполнял должность, соответствующую обязанностям нынешнего фельдфебеля…
Затем, с 1762 года, по повелению императора Петра III, является в роте фельдфебель, который утверждался в этом звании не иначе, как по выбору Его Величества, а число сержантов в каждой роте было сокращено до двух.
За сержантом в ротном управлении следовал подпрапорщик. До 1730 года всякий унтер-офицер, чтобы достичь звания сержанта, должен был предварительно быть произведенным в подпрапорщики; но с этого года начали производить в сержанты прямо из унтер-офицеров, а подпрапорщика получал лишь тот, кто подавал надежду быть офицером своего полка. При Екатерине II в этот чин производились только дворяне, дежуря и исполняя другие обязанности службы наравне с унтер-офицерами…
На обязанности сержанта лежало обучение чинов роты фронта. По хозяйственной же части прямым помощником ротного командира был каптенармус. Он заведовал ротной амуницией, обмундированием и обувью.
К самому младшему унтер-офицерскому чину можно отнести фурьера. Их полагалось по одному на каждую роту. В строю фурьер исполнял должность жалонера[63], по внутреннему же управлению роты — каптенармуса.
