Только тут я понял, как ошибался в этом человеке.
Как правило, я редко ошибаюсь в своих суждениях о людях —при моей работе человек не имеет права на ошибку. Но на этот раз я все жеошибся. Я принял Дона Дж. Германа за обычного мошенника-политикана, хитроголовкача и шантажиста крупного масштаба.
Нет, разумеется, все это относилось к нему в полной мере, ноэтим его сущность не исчерпывалась. Это был не человек, это был сущий дьявол.Когда он произнес последние слова, маска слетела с его лица, глаза превратилисьв две узкие щели, образуя дьявольский прищур.
Теперь-то я мог разглядеть его истинное обличье. Всеостальное оставалось прежним — обвислые щеки, пористые губы, грубый бесформенныйрот, крупный нос, но эти глаза… Если и были на свете два дьявола-близнеца,взирающих на мир из глубин преисподней, то именно в этих глазах они как раз ижили.
Через мгновение он взял себя в руки и усилием мышц придалглазам выражение ангельской невинности и доброты.
Я поднялся, смерив его ответным взглядом.
— Пожалуй, — проговорил я, направляясь кдвери, — я все же ПОПРОБУЮ ОТШУТИТЬСЯ.
Выражение открытого дружелюбия не сходило с его лица.
— Ну что ж, можете и отшутиться, — ответилон. — Я ведь всего-навсего сделал предложение и даже не использовалимеющиеся у меня средства, чтобы заставить вас принять его.
Я остановился на пороге:
— Послушайте, Герман, хочу сразу предупредить — непытайтесь давить на меня и не думайте, что сможете перехитрить меня. Те, ктозанимается подобными штучками, обычно плохо кончают.
Скривив отвислые губы, он рассмеялся:
— Вы думаете, я настолько глуп, что говорю вам все этопросто так, не имея достаточных возможностей подкрепить свою просьбу?
Я замешкался в дверях — мне стало интересно, что же онпрячет в рукаве?
— Вот как? — Я вопросительно посмотрел на него.
Он поднялся, проводил меня до входной двери и выпустил наулицу.
— Вот так, — сказал он, закрывая за мной дверь, ив голосе его звучала насмешка.
Мне не понравилась моя первая встреча с Доном Дж.
Германом, сан-францисским миллионером, политиком,шантажистом и королем преступного мира. Я прошел с полквартала и только тогдасвистом подозвал Бобо. Перескочив через ограду, он быстро догнал меня. Все этовремя он сидел под крыльцом дома в тени, и можно было не беспокоиться, чтокто-то его увидит.
Вернувшись домой, я продолжал думать о предложении Германа ио том выражении, которое появилось в тот миг на его лице. И чем больше я думалоб этом, тем меньше мне все это нравилось. Надо будет побольше разузнать обэтом Доне Дж. Германе, решил я. Без сомнения, и он в свою очередь постараетсяразнюхать побольше об Эде Дженкинсе, Неуловимом Мошеннике. А я очень не люблю,когда мной интересуются.
На следующий день я отправился прогуляться. Поначалу я былорешил вообще скрыться от них — взять да и раствориться в воздухе, но потомпередумал. В конце концов, мне, с моим богатым криминальным опытом, простостыдно удирать от какого-то гнусного политикана. Я решил не сдавать позиций иоставить все как есть, по крайней мере до тех пор, пока дело совсем уж незапахнет керосином. А уж коль наступит такой момент и мне придется на делеприменить свои способности, то кое-кто заплатит мне за трату времени и нервов.
Сумерки сгущались. Я вернулся домой и, едва ступив на порог,почувствовал неладное. Бобо ощетинился, сделал стойку, зарычал и, скаля зубы,вопросительно посмотрел на меня.
Я все понял — кто-то побывал в моей квартире, и Бобо учуялчужой запах. Кто же это был? Быть может, этот верзила Э.К. Симпсон, по кличкеМордастый Гилврэй?
Я внимательно осмотрелся — все вещи, казалось, были на своихместах. Однако меня это не успокоило.
Мне показалось, что я начинаю кое о чем догадываться.
Подозвав Бобо, я обошел квартиру, давая ему обнюхать каждуювещь. Поначалу он не понял, чего я от него хочу, подумал, что я собираюсь с нимиграть, и принялся хватать вещи зубами, но вскоре заметил, что я абсолютносерьезен, и пришел в недоумение — зачем я сую ему под нос разные предметы? Темне менее он их старательно обнюхивал — просто не мог удержаться, чтобы непустить в дело свой собачий нюх.
Полтора часа ушло у меня на то, чтобы тщательно перебратьвсе имеющиеся в доме вещи, и наконец меня осенило. У меня была запасная паратяжелых прогулочных ботинок, которые я еще не успел дать обнюхать Бобо. Их-то яи поднес теперь к собачьему носу.
Вид у пса был самый что ни на есть озадаченный — он никак немог понять, для чего это нужно. И все же он стал нюхать.
На левый ботинок пес не отреагировал, зато когда в паредюймов от его носа оказался правый, Бобо вскочил на ноги, оскалился и зарычал.
Теперь я понял, что искал в моем доме неизвестный гость.Может, он даже выносил этот ботинок из квартиры, чтобы оставить где-нибудьотпечаток, способный отправить меня на виселицу, если я не подчинюсь Герману.
Пес схватил зубами башмак и принялся скрести по нему лапой.Отобрав у него ботинок, я еще раз хорошенько осмотрел его, пытаясь найтиостатки земли или пятна крови. При моей профессии требуется постояннаябдительность, способность полностью сконцентрироваться на проблеме, умение неупустить ни единой мелочи.
Однако именно пес и помог мне сделать открытие. Он сновасхватил ботинок, зажал его между лапами, словно большую кость, вцепился в негозубами и, яростно рванув, оторвал подошву. Под нею, в каблуке, в вырезанномуглублении, набитом ватой, лежало три бриллианта. Камешки были не особеннокрупные, но все же тянули на кругленькую сумму. Осмотрев их повнимательнее, япришел к выводу, что они, очевидно, взяты из одного колье. Должно быть, кто-товыковырял их из краденого колье, и теперь достаточно сравнить их с теми, чтоостались в колье, и вот вам, пожалуйста, — истина налицо.
Зажав между лапами растерзанный ботинок и помахивая хвостом,Бобо с гордым видом улегся на пол и принялся трепать свою добычу.
Глухие удары ботинка по полу заставили меня очнуться,напомнив мне звук шагов по лестнице, и только тогда до меня дошло, что янахожусь буквально на волосок от того, чтобы схлопотать срок: в руках у менякраденые драгоценности, а за плечами тянущийся через всю страну шлейфкриминального прошлого.
Подойдя к окну, я снял одну из штор, открутил ролик, вынулиз него пружину, поместил в образовавшуюся полость бриллианты, затолкнул пружинуобратно и снова повесил штору. Потом взял три пуговицы, обернул их ватой,запихнул их в каблук и прибил подметку на место. Как бы то ни было, но тот, ктоприготовил этот маленький сюрприз Эду Дженкинсу, заплатил за него тремяпревосходными бриллиантами.
Не успел я спрятать камешки в надежное место и положитьвместо них пуговицы, как раздался стук в дверь. Полиция, вызванная неизвестнымдоброжелателем, подумал я, но тут же смекнул, что Герман вряд ли захочетиспользовать эту ловушку сейчас, скорее, прибережет ее на потом как последнеесредство. Сначала он попробует действовать по-другому и только в крайнем случаепозволит, чтобы полиция арестовала меня за кражу драгоценностей, а уж потомиспользует свои каналы, чтобы освободить меня в обмен на согласие принять егоусловия. В своем плане он допустил всего один промах — упустил из виду, чтоменя невозможно провести.
