Он вбежал ко мне в квартиру, торопливо озираясь и приложивпалец к губам. Я встретил его хмурым взглядом — меня вовсе не устраивает, чтобымелкие жулики наносили мне визиты вежливости. В этой среде я слыл одинокимволком, не имеющим друзей.
— Эд, — прошептал он, — я пришел к тебе какдруг.
Однажды ты выручил меня, я этого никогда не забуду.
Женщина с родинкой на левой руке… тебе надо опасаться ее.Они охотятся за тобой — и полиция и бандиты. Тебе ведь не на кого опереться…Берегись женщины с родинкой на левой руке.
Сказав это, он исчез. Только я никогда не обращаю вниманияна предостережения. К тому же он оставил в моей квартире этот отвратительныйтошнотворный тюремный запах, отдающий дезинфекцией. Звали его Хорьком, и сиделон за бродяжничество. Когда полиции нечего было повесить на него, она сажалаего за бродяжничество, чтобы малость припугнуть и еще раз напомнить, что онвсего лишь мелкая сошка. Таким, как Хорек, вечно достается от всех.
Я открыл окно — хотелось проветрить комнату — и высунулголову, чтобы глотнуть свежего летнего ночного воздуха, как вдруг услышалвыстрелы. Один за другим, потом — тишина.
Стреляли за углом, примерно в квартале отсюда. Затемраздался визг шин, из-за угла вынырнула машина и, набрав скорость, исчезла вночи. Где-то закричала женщина, и хриплый мужской голос позвал на помощь.
Послышался топот ног по тротуару, и толпа любопытных чернойбесформенной массой ринулась к месту происшествия.
Я убрал голову. У меня появилось неуютное трудноуловимоечувство, что эта стрельба имеет какое-то отношение ко мне.
С час я просидел в темноте, выжидая, когда полиция проведетрасследование и уедет, а толпа любознательных насытится зрелищем и рассосется,потом надел шляпу и плащ и вышел из дома.
Возле табачного киоска на углу я узнал новости. Это былХорек. Его застрелили из машины, из одного из этих «автомобилей смерти» —лимузинов, обычно используемых конкурирующими бандами для своих разборок. Хорекумер почти мгновенно.
Откусив кончик сигары, я зажег ее и задумался о человеческойжизни, которая может в любой момент погаснуть, как спичка на ветру. За что жеего убили? За то, что он предупредил меня? Или его в чем-то подозревали? Всеможет быть, и теперь я этого уже не узнаю. Да, Хорек был одним из мелкихтретьесортных мошенников, которые могут позволить расстрелять себя в упор измашины, нашпигованной бандитами. Первоклассный мошенник заметил бы эту машину,еще когда она только появилась на горизонте. Ведь цена жизни в нашем деле —неусыпная бдительность.
На своем веку я слышал немало предостережений — и лживых, ивполне искренних. Но это было особенное.
Во-первых, оно исходило от мошенника, и потом — эта женщинас родинкой на левой руке… Может, Хорек не видел ее лица, а видел только рукуили вообще слышал только голос? Теперь я пожалел, что проявил такое нетерпениеи не расспросил его. Но, что ни говори, это уже прочитанная глава, Хорек теперьмертв.
Я вышел на обочину, поймал такси и поехал в бар.
«Пурпурная роза» — местечко что надо: резвые артисточки,развлекающие публику, официанты, носящиеся туда-сюда, полуобнаженныетанцовщицы, извивающиеся в танце любви, и грохочущий оркестр, перекрывающийобщий шум зала. Этот переполненный потными пьяными веселящимися людьми барразвлекал меня — здесь я мог наблюдать за самыми разными типами человеческойприроды, здесь, наконец, мне хорошо думалось.
Старший официант усадил меня за мой обычный столик,расположенный в затемненном углу. Было время, когда он служил местом встречвлюбленных парочек.
Теперь они предпочитали миловаться прямо на глазах у всех —на танцевальной площадке или за столом, освещенные со всех сторон огнями. Нучто ж, такова жизнь.
Я заказал легкую закуску и лениво жевал, наблюдая запубликой, слушая грохочущую музыку и громкий смех.
Я уже покончил с едой, когда к моему столику подошладевушка:
— Эй, чего приуныл? Думаю, все не так уж плохо. Какнасчет того, чтобы потанцевать? А?
Я покачал головой, решив, что это одна из артисток,развлекающих публику за деньги. Всех их я знал наперечет, и они давнозапомнили, что меня лучше оставить в покое. Эта же, вероятно, была новенькая.
Она улыбнулась, развернулась на пол-оборота, кокетливоглянув на меня через плечо, протянула в мою сторону руку, прищелкнула пальцами,и ее алые губки снова приоткрылись в заманчивой улыбке.
Ее подвижность, ее живая грация и задор, несомненно,приковали бы мое внимание, если бы не кое-что еще. Когда ее рука очутилась науровне моих глаз, я заметил на ней родинку — родинку на левой руке, на тыльнойстороне ладони, — это крошечное темное пятнышко отчетливо выделялось набелой гладкой коже.
Я оплатил счет и ушел. Этот бар я навсегда вычеркнул изсвоего списка — мне сразу вспомнился Хорек и те прогремевшие в ночи выстрелы.
Я взял такси и почувствовал, что за мною следят. Это,конечно, раздражало, но не более того. За мной часто следят. Но сейчас это непомешает мне поехать прямиком к себе домой — пока я в Калифорнии, я вбезопасности. За криминальное прошлое я объявлен в розыск в десятке штатов,однако в силу существующего порядка меня нельзя выдворить из Калифорнии. Здесья хоть и известен как мошенник, но все же пользуюсь неприкосновенностью, живусвоей жизнью, реагируя лишь на те раздражители, которые касаются таких, как я.
Я заставил водителя поколесить по городу, а потом выехал заего пределы. Мысли о Хорьке не шли у меня из головы. Кроме того, я чувствовалчто-то неладное.
Почти уже в полной темноте, на пустынной дороге, у насзаглох мотор. Водитель выскочил из машины и поднял крышку капота. Он сильнонервничал, руки его тряслись.
Я вышел из противоположной дверцы. Преступника можноарестовать за ношение огнестрельного оружия, вот почему я почти никогда не ношус собой пистолет.
Зато использовать собственные мозги не запрещено законом, аони не раз выручали меня из таких переделок, в каких не помогли бы никакие пистолеты.
Я посмотрел назад, на пустынную дорогу. Навстречу, в сторонугорода, ехала машина, эдакая изящная сверкающая никелированная штучка. За рулемсидела женщина, вся закутанная, несмотря на теплую погоду.
Зашуршали по гравию шины, и дамочка высунулась из машины:
— Эй, таксист, что, поломка? Может, передать что-то вгороде или подвезти?
У нее был приятный голос.
Я сунул таксисту деньги за проезд и вышел на дорогу:
— Не довезете ли до города, если, конечно, незатруднит?
Женщина рассмеялась низким грудным смехом и распахнуладверцу:
