Потребность в защищенности — это одна из трех ключевых нашихпотребностей. Впрочем, нужно помнить, что защищенность — это, прежде всего,чувство. Можно представить себе, что человек столкнулся с реальной угрозой, ночувствует себя уверенно и спокойно. Возможен, правда, и другой вариант:человеку ничто не угрожает, но он испытывает неуверенность и тревожится. К сожалению,последнее случается чаще; мы склонны переживать из-за мнимых опасностей, иименно эти тревоги часто превращают нашу жизнь в муку. Вот почему так важно,чтобы человек умел чувствовать себя защищенным. Тогда даже под действиемреальных угроз он сохранит присутствие духа и сможет овладеть ситуацией. Еслиже человек не научится этому чувству, то и в благоденствии он будет ощущатьтревогу, беспокойство и внутреннее напряжение.
Глава первая
Источник тревоги
В своих книгах я уже рассказывал о том, что такое страх, чемон отличается от тревоги и по каким механизмам формируется. Однако сейчас нампредстоит коснуться другой стороны вопроса, а именно: каков изначальныйисточник патологической (или, если угодно, невротической) тревожности человека.Совершенно очевидно, что если мы возьмем для примера какого-нибудь щенка иликотенка и будем растить его, создавая ему условия всемерной поддержки и полнойзащищенности, у нас воспитается животное, которое ведет себя весьмаопределенным образом. И этот «определенный образ» будет отличаться от тогоповедения, которое продемонстрирует нам животное, которое воспитывалось впринципиально иных условиях, например, агрессии и подавления. И если с собакамии кошками так, то что уж говорить о нас, сердечных! Вот, собственно, поэтому мыи взглянем сейчас на источник нашей глубокой внутренней тревоги.
Фруктовый салат в Эдеме
О том, что такое счастье, узнаешь лишь в подлинном горе. Ивсе мы с этого начали. Находясь в материнской утробе, мы ощущали счастье. Всебез исключения наши потребности тогда были удовлетворены, а это, согласитесь,большая удача и ^почти казуистическая редкость. Но потом стало что-топроисходить — это у наших матерей начались схватки. Из океана счастья мымгновенно окунулись в ужас. Нас мяло, как тесто для пельменей, пока, наконец,не выбросило в неизвестный холодный, голодный и сначала даже удушающий мир. Тобыл момент великой катастрофы...
Но вдруг все это закончилось, мы раздышались, сновапочувствовали тепло, а наши губы нащупали источник пищи. Блаженным пристанищемстало для нас материнское тело — теперь снаружи. Впрочем, большинство моихчитателей, надо полагать, родилось в советских роддомах, а потому их путь кострову радости был долог — у кого-то несколько часов, у кого-то сутки, а укого-то и не одни. Это теперь новорожденных сразу прикладывают к материнскойгруди, раньше же их забирали и связанными по рукам и ногам держали нанепонятном «карантине». К счастью, с недавних пор эта порочная практиказакончилась.
Первый год мы жили с материнским телом — оно нас кормило,грело, дарило тактильные ощущения, избавляло от дискомфорта, связанного сестественными физиологическими процессами. Материнский голос то успокаивал нас,когда мы в этом нуждались, то, напротив, играл с нами, когда нам того хотелось.Мы научились узнавать лицо матери и радостно «гулили», когда оно появлялось внашем поле зрения. Мы знали ее руки, мы доверяли ее рукам, они подхватывали наспри падении, удерживали, когда мы пытались встать — сначала на четвереньки,потом на ноги. И пусть не все наши потребности удовлетворялись теперьнемедленно, но, по крайней мере, у нас была уверенность — они будутудовлетворены.
Мать — это тепло, мать — это пища, мать — это эйфори-ческоесостояние удовлетворения и безопасности, то есть, используя термин Фрейда,состояние нарциссизма.
Эрих Фромм
Так, я думаю, должен выглядеть рай, Эдем, в котором нет горяи нет печали, но есть Сила, которая, как сказал как-то Рильке, «держит всепаденья с безмерной нежностью в своей руке». Да, случались, конечно, инеприятные эпизоды — нас слишком укутывали в пеленки, у нас болели животы изамерзал нос, нас клали на какие-то холодные и жесткие поверхности, а потомтыкали какими-то холодными предметами (последнее случалось на медосмотрах), новсе же, все же... Мы знали, что еще какое-то мгновение, еще чуть-чуть, и нашкрик о помощи притянет к нам нашу благодать, и все проблемы уйдут, неприятностии боли забудутся, и будем только мы двое — наше тело и тело нашей мамы.
В семимесячном возрасте, впрочем, случается нечтонепредвиденное. Умственное развитие ребенка достигает такого уровня, что онначинает отличать «чужих», «третьих лишних». Весь мир делится на две части — содной стороны, ребенок и его мать, с другой стороны, «чужие». Появление«чужих», к числу которых могут относиться и родной отец, и бабушки, и кто угодноеще, рождает в ребенке сильную тревогу[2] . Даже если они не делают ему ничегоплохого, они пугают его уже тем, что они — не мама. Они «неизвестны», и этоговполне достаточно, чтобы испугаться. Второй раз в своей жизни ребенок отчетливоощущает, сколь важна для него мать, ведь у него появляется новая угроза(«чужие»), соответственно, потребность в чувстве защищенности увеличивается.
