* * *
В то же самое время, совсем недалеко от дома казненного вельможи, в небольшой отдельной комнате своих апартаментов Хавлат не без удовольствия поглощал поздний ужин. Музыкант с печальными глазами развлекал господина, исполняя задушевную балладу о разлученных влюбленных. В этот момент раб, осторожно постучав в дверь, вошел в комнату. Хавлат поднял глаза.
— К тебе Куршахас, господин.
Хавлат кивнул. Слуга быстро отступил в сторону, и вошел гость.
Это был высокий, худощавый мужчина с невероятно бледным лицом, темными, немигающими глазами, в пурпурно-золотистых одеждах. Не говоря ни слова, он уселся на стул напротив Хавлата.
Оповестивший о его приходе слуга выскочил из комнаты и через мгновение вернулся с серебряным подносом, на котором стояли бутыль, заткнутая пробкой, и позолоченный кубок.
После того как слуга низко поклонился и вышел, Куршахас откупорил сосуд и налил себе темно-красной жидкости, которая оказалась слишком густой, чтобы ее можно было принять за вино.
Хавлат не отрывал от него настороженного взгляда и, слегка поежившись, отвернулся, когда гость поднес кубок к губам и отпил из него. Затем
Куршахас промокнул губы салфеткой и надменно улыбнулся:
— Тебе неприятно?
— У меня мурашки по коже…
Куршахас рассмеялся глубоким гортанным смехом:
— Почему? Ты и сам — по-своему, конечно — такой же кровопийца, как и я. А если бы ты оказался на поле боя и тебе, как это произошло со мной, пришлось бы выбирать: питаться человеческой кровью и плотью, чтобы выжить и залечить раны, или умереть? Ты бы тоже предпочел кровь.
— Это было давно.
— А я привык, и мне нравится.— Куршахас снова поднял кубок.
Хавлат не мог на это смотреть. Он отложил вилку, потянулся к своему кубку, но тут же отдернул руку. Взглянув на музыканта, он приказал ему сыграть что-нибудь повеселее. Затем, повернувшись к Куршахасу, сообщил:
— Дело сделано. Сегодня.
— Ты об Эримиоре?
— Да. Мы взяли его вчера вечером. Судьи повели себя разумно, и сегодня днем его казнили. Толпа ликовала.
— Не сомневаюсь.— Куршахас мрачно улыбнулся.— Стало быть, мы в безопасности. Больше никто ничего не подозревает.
— Не знаю… — задумчиво протянул Хавлат.— Меня беспокоит его дочь.
— Да? И что же ей может быть известно?
— Ничего. Я уверен в этом. Но она ненавидит меня. Она выступала против меня в суде и, насколько мне известно, потом возвратилась, чтобы вытребовать встречу со своим стариком. Она меня не простит.
Куршахас пожал плечами:
— Возможно. Но спешить ни к чему.
— А я и не спешу. Но жизнь оставлять ей нельзя..
Его сообщник едва заметно усмехнулся:
— Прекрасно, друг мой, прекрасно. Но позже, когда придет время… — Он сделал еще глоток.
Хавлата невольно передернуло, когда он посмотрел Куршахасу в глаза – такие злые, холодные. Он поспешно отвел взгляд и принялся ковырять еду в тарелке, стараясь не смотреть на свой кубок с вином-
* * *
Таверна «Драконье Семя» едва вмещала посетителей, которые смеялись, шумели и тратили деньги, снова и снова обсуждая подробности казни Эримиора. И хоть стояла глубокая ночь, никто, похоже, не спешил домой. Толстый Обис — владелец таверны — стоял за стойкой, наблюдая, как служанки шустро разносят заказы, и беспрестанно улыбался. Отовсюду слышался звон монет, серебра и золота, и это не могло ему не нравиться.
— Прекрасное было представление! — говорил один из мошенников, сидевших за столом в темном углу.— Палач делал свое дело со вкусом, не спеша. Я получил большое удовольствие. Сразу видно — мастер.— И, поправив повязку, закрывавшую отсутствующий глаз, он присосался к кружке с вином.
— Это-то и ценно, что он не спешил,— пропищал похожий на крысу воришка.— С его помощью у меня была уйма времени, чтобы чистить карманы ротозеев, клянусь Белом!
Достав раздувшийся от монет кошель, он снова заказал всем вино по кругу.
Напротив них за столом устроился плотный мужчина с волосатой грудью, обнимавший полураздетую пышногрудую девицу.
— Лично мне вот трудно поверить,— заметил он,— что Эримиор-то на самом деле повинен во всех преступлениях, о которых говорилось в приговоре. Нет уж, я не первый день на свете живу, клянусь Митрой! Меня так просто не обманешь. Гнилой душок клеветы я чую за лигу — так же, как лесные звери чуют охотников, идущих по их следу! Эримиор был самым заурядным вельможей. Думаю, он наткнулся на чью-то тайну, вот его и убрали, чтобы другим было неповадно. Так-то вот, парни…
Одноглазый, нахмурившись, кивнул:
— Может, ты и прав. Все эти высокопоставленные собаки отличаются от нас лишь одним: мы не скрываем, что воруем и лжем, а они хотят выглядеть чистенькими.
— И что с нами будет,— сокрушенно покачал головой один из посетителей,— если среди вельмож воров больше, чем на улицах города?
Плотный мужчина расхохотался в ответ и хлопнул ладонью по столешнице. Кружки запрыгали, вино выплеснулось на стол. Осушив свою кружку, он стиснул грудь своей подружки.
— Притащи нам еще, Виона,— приказал он, протянув ей горсть медяков.
Проходя мимо столов, девушка слышала, что повсюду говорят об одном и том же. Казнь Эримиора была самой свежей новостью, и каждый спешил обсудить ее.
По другую сторону зала, однако, посетителей занимало совсем иное. Здесь собрались метатели ножей, а они думали только о том, чтобы набрать побольше очков. Яркое событие нынешнего дня, похоже, волновало их меньше всего. Небольшая группа людей — те, кто уже проиграл, окружила двоих, которые оспаривали победу: светловолосого мужчину в коринфийских доспехах и высокую рыжую женщину в кольчужной безрукавке. Мужчина — один из многих иноземцев, кто нашел прибежище в Аренджуне,— взглянул на противницу и повернулся к мишени, нарисованной на стене в нескольких шагах от него. Женщина, ухмыльнувшись, отступила назад, отхлебнула вина из стоявшей позади нее чаши, и спокойно стала смотреть.
Светловолосый коринфянин не спеша поднял нож, держа его перед собой рукояткой вверх, и сосредоточился. Сделав глубокий вдох, он замер, затем резким и уверенным движением послал нож в цель. Тот, перевернувшись, воткнулся точно в середину мишени.
— Отлично, Сэндас! — загоготал один из его приятелей, хлопнув игрока по спине. — Десять очков! Победа за тобой!
— Еще неизвестно,— отозвался другой.— Если Соня тоже попадет в десятку, она обставит его на три очка.
Сэндас отошел в сторону, взял свою кружку со стола и сделал большой глоток, поглядывая на женщину, которую называли Соней. Она стояла со скрещенными на груди руками и одобрительно улыбалась.
— Ну и? — спросил ее Сэндас.
