Она спокойно, без малейшего смущения застегнула свое самое нарядное платье, купленное специально к этому дню, поправила волосы, подкрасила губы. Боренька машинально отметил, что помада на губах была лишней — встреча друзей детства явно удалась, и губы все еще пылали ярче помады. Ляля выглядела собранной и спокойной. Боренька знал, что такой она становилась в одном единственном случае — когда ее страсть удовлетворялась полностью, до самой капельки.
— Ты сам во всем виноват, и не спорь. — Ляля еще раз взглянула в зеркало и улыбнулась: ее жизнь удалась, и это было для нее главным.
Боренька не спорил. Он вообще не умел спорить с женщинами, которых любил, — ни с мамой, ни с Лялей. В тот момент Боренька ненавидел Вадима лютой ненавистью и смертельно завидовал: уж он-то знал, каких сил и какого мастерства стоит такое расположение Лялиного духа. И Ляля, как опытный рефери, присудила победу не ему.
Следующую неделю Боренька пролежал на диване в маминой квартире, повернувшись лицом к стене. Как только он переступил порог, мама поняла, что она, как всегда, оказалась права и сын теперь будет жить у нее. Мама заплатила участковому врачу за больничный лист — теперь Боренька мог зализывать раны без риска потерять работу, которую получил недавно и с большим трудом. В неполные сорок лет мужчина без семьи — холостяк, а без работы — лузер, рассудила мама, а этого она допустить не могла. Она варила своему мальчику бульоны, пекла блинчики, в доме звучали любимые Боренькой вальсы Шопена — и мама по-прежнему ни о чем не спрашивала сына.
Когда Боренька начал подавать признаки жизни и пришел домой, Ляля сообщила ему, что уже подала на развод. Она выразила надежду, больше похожую на уверенность, что он не станет разменивать квартиру. Как только документы будут оформлены, они с Вадимом поженятся и он усыновит Тему. Она уверена, что Боренька любит своего сына и не захочет причинять ему лишние страдания. Тем более что она разрешает ему видеться с ним в любое время, но папой он назовет Вадима. А помогать ребенку материально — святой отцовский долг, который, она надеется, он будет свято выполнять.
Выбора у Бореньки не было, и он согласился на все Лялины условия, с грустью констатировав, что они с Вадимом поменялись ролями. С той лишь разницей, что наиболее приятные функции, которые, судя по всему, все это время выполнял Вадим, его новая роль не предполагала.
За семь лет, прошедших после развода, многое изменилось в жизни Бореньки. Они опять с мамой понимали другу друга с полуслова, он даже женился на женщине, которая идеально соответствовала маминым представлениям о жене ее единственного сына. Удивительно, но Тоня была похожа на свою свекровь — и внешне, и рассудительностью, разве что помягче характером, но любила Бореньку искренне, как умела. Первым делом она научилась печь блинчики с курагой по маминому рецепту. И еще благоразумная Тоня с первых же дней замужества и навсегда усвоила совет мудрой свекрови: не хочешь неприятностей, не задавай мужу лишних вопросов. В день свадьбы счастливая мама сказала, что теперь может спокойно умереть. Сказала и, как всегда, сдержала слово.
Через два года выяснилось, что Тоня не может иметь детей. Но это известие нисколько не огорчило Бореньку. У него был Тема, самый родной и любимый человек на свете. Боренька давно смирился, что сын никогда не назовет его папой и даже никогда не узнает, что он-то и есть его настоящий отец. С Темой они были настоящими друзьями, и это было главным для Бореньки.
…День выдался на редкость жарким, и только вечер принес прохладу. Боренька нехотя возвращался домой. Он так и служил в должности, которую когда-то сохранила для него мама. После развода с Лялей его карьера как-то затихла, ни взлетов, ни провалов. Поначалу топтание на месте беспокоило Бореньку — хотелось работы яркой и интересной, с перспективой, но он ровным счетом ничего не делал, чтобы такую работу заполучить. Потом как-то привык каждый день — годами — делать одно и то же. И даже нашел в этом массу положительного: все эти волнения, тревоги, напряжения, которые всегда сопровождают карьерный рост, пугали Бореньку, заставляли искать и находить убедительные причины, чтобы отказываться от новых должностей, которые время от времени ему предлагали, а потом и перестали. Платят, на жизнь, добровольные алименты и подарки Теме хватает — и ладно.
Гораздо чаще Бореньку огорчала бесцветность его личной жизни. Вот и сегодня как-то уныло было у него на душе. Перспектива еще один вечер провести в обществе Антонины и телевизора не ускоряла его шаг. «А ведь люди живут иначе: горюют при разлуках, радуются встречам. В кафе ходят — просто так, вечерком…» — он с грустью смотрел на нарядный люд, удобно расположившийся за столиками уличного кафе.
— Зайдем? Кофейку выпьем или пивка… — Недоумение, застывшее в Боренькиных глазах, ничуть не смутило высокого господина — именно господина, никак иначе, неизвестно откуда взявшегося на его пути. — Ну же, решайся! Грех в такой вечер на диване сидеть.
— Разве мы знакомы?
— Нет, Ляля нас так и не познакомила. Но я тебя давно знаю — лет десять, а то и побольше. И не просто знаю, мы с тобой в определенном смысле… — Господин замешкался, подбирая слово. — Ну, если не родственники, то уж точно соучастники. Вот увидел тебя сейчас и решил наконец-то поговорить начистоту, без церемоний.
— И в чем же мы с вами, позвольте полюбопытствовать, соучаствуем? — Только сейчас Боренька вспомнил, что несколько раз видел его на Лялиных вечеринках. Она их действительно не познакомила, но Боренька его заметил и так и назвал про себя — господин, так статен и вальяжен он был.
— Как в чем? В главном. Уверен, не только для меня, но и для тебя тоже — в Лялиной жизни. — Господин, по всей видимости, тоже домой не спешил. — Вопрос, как видишь, непростой, так, может, лучше коньячку?
У Бореньки пересохло во рту, утолить жажду такого происхождения действительно мог только коньяк.
— Я с Лялей познакомился года на два раньше, чем ты. Какая женщина, мечта! И что удивительно: чем старше становится, тем интересней. Силу набирает, как хороший коньяк. Будь здоров! — Господин одним глотком осушил рюмку и отработанным жестом наполнил ее снова. — Жениться на ней я не мог. Теща — гарант моего благополучия. Она — хозяйка фирмы, а я ее у нее исполняю директора. Умрет — все мне перейдет, но ведь живет, стерва, и здравствует.
— А сколько ей лет? — Боренька и сам не знал, зачем задал этот вопрос.
— За шестьдесят. Но здорова! Всю контору на себе тянет. — Боренька вдруг поймал себя на мысли, что человек, сидящий напротив, вовсе и не Господин… — Она откуда-то про Лялю узнала и мне сразу сказала: «Начнешь дергаться, пеняй на себя. У моих внучек должен быть отец. Запомни это хорошенько». Я запомнил. Теща — великая женщина, всегда права оказывается… — У Бореньки потеплело внутри. Так бывало всегда, когда что-то напоминало маму. — К тому же жениться на такой бестии, как Ляля, — хлопотное дело, не для меня. Но раза два-три в неделю… Действует, как женьшень.
— А вы что, и сейчас с ней…
— Конечно, а почему бы и нет? Поверишь, у меня до сих пор от нее дух захватывает. Да и связаны мы с Лялечкой на веки вечные. Тема, сын — это не шутка. Я всю жизнь о сыне мечтал.
