И это была чистая правда. Первый раз за свои тридцать шесть лет Боренька любил так, что даже мамино мнение не имело для него значения. Одна только мысль о том, что Лялины волосы, глаза, губы и особенно родинка на левой груди, которая словно подмигивала ему и дразнила всякий раз, когда Ляля наклонялась и ворот ее блузки слегка оттопыривался, будут принадлежать ему одному, вселяла в Бореньку такую стойкость и такую силу духа, что мама была вынуждена капитулировать. Но мама не была бы мамой, если бы покинула поле семейной брани молча, не бросив при отступлении фразу, на которую он тогда, счастливый и беспечный, не обратил внимания. Теперь мамины слова все чаще всплывали в его памяти, измученной воспоминаниями об утраченных иллюзиях. Разгоряченная неизбежным поражением, мама поджала и без того тонкие губы, привычным жестом поправила шпильку в крошечном пучечке цвета мышиной грусти и проговорила тоном наставницы малолетних преступников:
— Хороша, чертовски хороша, не спорю. Но моложе тебя на пятнадцать лет — это много, слишком много. — Мама сделала еще одну попытку остановить сына, хотя прекрасно понимала, что на этот раз ее слова пролетят мимо его ушей. — Запомни, сынок: с женщиной, у которой так горят глаза, ты будешь жить как на пороховой бочке. Ты, Боренька, никогда не узнаешь, чей ребенок назовет тебя папой. Такой женщине вообще не стоит выходить замуж, она может быть только любовницей.
Поначалу острый запах пороха, исходивший, как справедливо заметила мама, от всего Лялиного существа, будоражил Боренькину кровь и наполнял неведомым ему до того ощущением непреходящего кайфа. Он не мог оторваться от ее тела, оно было таким трепетным, таким горячим, словно только для того и созданным, чтобы обжигать мужские руки. Но Ляля была неутомима не только ночью, ее страсть распространялась на все, что творилось вокруг. И Боренька, как законный муж, должен был сопровождать ее на все увеселения, которые только попадали в поле Лялиного зрения. Театры, выставки, премьеры, вечеринки — и люди, люди, сотни жадных, восхищенных, завистливых глаз, не пропускавших Лялину красу. Она их словно и не замечала, даже головы не поворачивала в ответ. Но Боренька, стоя рядом, чувствовал, как напрягались ее плечи и бедра под откровенными мужскими взглядами. Ночью он расплачивался за все мужское вожделение…
На исходе первого года своего вулканического брака Боренька заметно притомился. Все чаще по ночам ему хотелось спать, он перестал отказываться от командировок и не возражал, когда неутомимая Ляля уходила одна, без него, на поиски впечатлений. Частенько выручал Вадим, Лялин друг детства, ставший своим человеком в их доме, всегда готовый сопроводить свою подругу в любое интересное ей место. Ляля в первый же день их супружества объявила Бореньке, что ревновать к Вадиму бессмысленно, потому что их отношения — даже больше чем дружба, он ей как брат. Поначалу Бореньку это признание озадачило, он не мог понять, как мужчина может с Лялей дружить — и только. Но поводов для ревности Вадим не подавал, Ляля так горяча и откровенна была с ним в спальне, что Боренька успокоился: друг так друг. Боренька даже радовался вечерам, когда Вадим и Ляля уходили куда-нибудь вдвоем, словно коротким передышкам на напряженной супружеской вахте. Он уезжал к маме. Она кормила его любимыми с детства блинчиками с курагой и ни о чем не спрашивала. За это он был особенно ей благодарен. Она во всем его понимала и всегда была права, его мама.
Весть о Лялиной беременности Боренька воспринял как еще один подарок судьбы, которая в последнее время и так была к нему благосклонна. Они втроем — друг дома Вадим, как всегда, оказался рядом — распили бутылку шампанского. Не столько от вина, сколько от судьбоносного известия мужчины сделались хмельными, целовались и клялись друг другу в вечной дружбе.
Точно в срок и без особых проблем на свет появился Артем. Сын! Боренькино сердце тревожили два весьма противоречивых чувства: непомерная гордость отцовством и почти животный страх перед крошечным существом, перевернувшим всю его жизнь. Переступить порог родильного дома, чтобы встретить жену и первенца, он готовился с не меньшим трепетом, чем если бы оказался перед необходимостью спуститься с космического корабля посредством обычного парашюта. И опять выручил Вадим, изъявивший готовность сопровождать друга в столь ответственный момент. Мама знакомиться с внуком не пожелала. Родители Ляли жили в маленьком городке в южнорусских краях, которые только еще и одаривают мир такими женщинами, да и то редко. Скромные труженики, они обожали свою младшую красавицу-дочь, но вздохнули с облегчением, когда та засобиралась в Москву. Горячее солнце и тучные земли напитали женскую сущность Лялечки мощью, способной смести не только родовое гнездо, но и весь их уездный городок. Они понимали, что их девочке нужен масштаб, не меньше столичного, да и им так спокойнее. Приехать посмотреть на внука они обещали попозже, может, через годик, как скопят денег на дорогу.
Ляля оказалась прекрасной матерью, но заботы о ребенке не охладили ее жадную натуру. При свете ночника в паузах между кормлением и переодеванием Темы Ляля шептала мужу, что задыхается и вянет от тупого однообразия жизни. И только секс разогревает ей кровь и возвращает ясность мыслей. Без этого она погибнет! Боренька был в отчаянии, больше всего на свете он боялся потерять Лялю, но под бременем забот, домашних и производственных, силы его таяли день ото дня.
Помощь пришла неожиданно. В их доме после довольно длительного перерыва снова появился Вадим. И не один, а со своей девушкой, юной и нежной, как утренняя заря. Они стали приходить часто, не только вечером, но и днем, если позволяла работа Вадима. Ирочка с удовольствием возилась с Темой, у друзей детства всегда находились темы для разговоров и даже споров. Ночные вахты Бореньки стали не такими частыми и не столь напряженными, он не мог нарадоваться на жену, заметно похорошевшую и всегда оживленную. Как и прежде, ее волосы тяжелой волной падали на плечи, на губах блуждала улыбка.
В тот день, когда Теме исполнился год, Боренька прилетел домой на крыльях любви к жене и сыну, как потом понял, явно не рассчитав скорость. Гостей не ждали, приглашены были только свои, то есть Вадим и Ирина. Бореньку, увешанного букетами и пакетами, дом встретил абсолютной тишиной. Кто-то незримый (не мама ли?) шепнул ему, что Лялю нужно искать в спальне. Первое, что Боренька увидел среди смятых простыней и разбросанных подушек, были Лялины глаза, горящие зеленым бесовским огнем. Потом волосы, разметавшиеся по плечам, как у последней шалавы. И, наконец, губы, скривившиеся в бесстыжей улыбке. Почему он не видел этого раньше? Он никогда не смотрел на нее со стороны, отдельно от себя.
Вадим встал, не спеша надел брюки, рубашку, завязал перед зеркалом галстук и только после этого вышел из комнаты, нарочитой неторопливостью указывая на бестактность непрошенного мужа.
— А где Тема? — только и смог выговорить Боренька.
— Он гуляет с Ириной.
— Но ведь Ирочка… — Бореньке показалось, что почва уходит у него из-под ног.
— Нет, дорогой, Ирочка — профессиональная няня. Вадим платит ей почасовые. — Ляля гибким движением поднялась с постели. Голос ее звучал деловито, словно речь шла об оплате услуг сантехника.
