мерцающий свет, наконец, привлекает и его внимание. Ублюдок поворачивает голову, чтобы посмотреть, и я вижу, как его глаза на секунду расширяются, прежде чем он роняет меня на землю.
Я тяжело приземляюсь, хватая ртом воздух. Шея превращается в кольцо страданий, глотать больно. Дышать тоже больно, но я заставляю себя поглощать воздух, в попытке остановить головокружение. Но едва я успеваю сориентироваться и встать на ноги, чтобы попытаться убежать, как Илья снова хватает меня за руки. Он с силой поднимает меня на ноги и тащит в направлении огня.
– Маленькая дикая сучка, – рычит он. – Это послужит тебе уроком.
Я будто бы пушинка в его руках. Он настолько огромен, что может тащить меня, словно тряпичную куклу. Я упираюсь всеми силами, но этого мало, чтобы остановить его.
Никогда не думала, что пожар может разгореться так быстро, но он уже начинает распространяться.
Жар невероятный, кажется, будто он обжигает мою кожу даже с такого расстояния. Я набираю полные легкие дыма, и во мне растет какой-то невероятный ужас, которого я никогда раньше не испытывала.
Еще до этого, просто будучи в руках Ильи, я боялась до ужаса, меня поглощала паника, но теперь, когда он тащит меня к огню, во мне просыпается нечто дикое. Такое чувство, будто в мозгу происходит короткое замыкание, и единственные слова, крутящиеся в моей голове, это – нет, нет, нет.
Вид оранжевых языков пламени пробуждает во мне едва заметные воспоминания о пожаре из детства – те, в существовании которых я никогда не была уверена. Может, они реальны, а может, я просто выдумала их в своей голове. Но в любом случае, мое тело словно помнит тот жар, помнит страх обжечься, и сейчас все эти чувства пробуждаются во мне, заставляя отчаянно сопротивляться, пока Илья тащит меня к пламени.
– Нет! – воплю я, дергаясь в его хватке и в веревках, которые по-прежнему связывают мои запястья. – Нет, отпусти меня! Нет!
– Заткнись на хрен, – рычит он. – Может, если я подправлю твое милое личико огоньком, чтоб оно стало похоже на все остальное твое тело, ты расскажешь то, что я хочу знать.
Я яростно качаю головой, сердце бешено колотится. Языки пламени охватывают дерево разбитого предмета мебели, и тлеющие угли взлетают в воздух неподалеку от нас. Я отшатываюсь, пытаясь сохранить дистанцию, но Илья продолжает тащить меня вперед.
Пламя застилает глаза, и все, о чем я могу думать, – пожар. Мои легкие заполнены дымом, и каждый вдох причиняет боль. У меня кружится голова, но холодный ужас не дает мне сосредоточиться. Я должна освободиться от него. Должна сбежать. Я не могу позволить ему сделать это.
Я не хочу умереть вот так.
Тяжело дыша, я дергаю за веревки, которыми связаны мои руки. Теперь они немного ослабли, и мне удается высвободить одно запястье из пут. Место, где веревка содрала кожу, жжется, но я почти не замечаю боли. Толстый трос падает, и я вырываюсь из хватки Ильи.
Он чертыхается и притягивает меня ближе, прижимая к своему телу. Я хнычу, вырываясь из его объятий, но затем чувствую что-то гладкое под своей рукой.
Из его кармана торчит складной нож. Вероятно, тот самый нож, которым он резал меня и мою одежду, и я могу только догадываться, что еще этот урод собирался сделать с его помощью. Но я не позволяю себе думать об этом. Я просто сжимаю пальцы на рукояти и выдергиваю его.
Лезвие бесшумно выскальзывает, и я не колеблюсь.
Я набрасываюсь на него, отчаянно пытаясь заставить его отпустить меня. Кончик ножа вонзается ему в бок, и Илья резко останавливается. Он смотрит на рану, затем снова на мое лицо. В его глазах смешиваются удивление и гнев.
На долю секунды я тоже застываю, как вкопанная.
Я не целилась в конкретное место и теперь почти в шоке, что мне удалось ударить его ножом. Кровь струится вокруг раны, растекаясь по его рубашке.
– Мразь! – рычит он.
Илья внезапно отпускает меня и наклоняется, чтобы выдернуть лезвие из бока. Как только я освобождаюсь от его хватки, тут же бросаюсь бежать в противоположном направлении, спасаясь и от него, и от огня.
Мое сердце бьется так быстро, что, кажется, вот-вот выскочит из груди, и с каждым отчаянным вдохом боль в груди становится только сильнее. Я чувствую прилив сил и одновременно тяжесть ужаса, но знаю, что не могу остановиться. Я должна продолжать бежать.
У меня кружится голова, и пока я бегу, перед глазами все расплывается. Не могу сказать, от паники это или от дыма. Дышать становится все труднее и труднее, и в этом тоже непонятно, кого винить.
Все, что я знаю, – мне нужно уходить.
Илья кричит у меня за спиной, его низкий голос сливается с треском и шипением горящего дерева. Огонь распространяется, старое деревянное здание быстро разгорается, и жар становится невыносимым.
Я возвращаюсь к двери, до которой почти добралась в первый раз, и распахиваю ее, видя впереди коридор с ведущей вниз лестницей в самом конце. В коридоре есть и другие двери, но я даже не пытаюсь открыть их, а сразу бегу к лестнице, пытаясь спуститься до того, как огонь поглотит пол, на котором я стою.
Наверное, это заброшенный дом или что-то в этом роде. Очень старый и битком набитый вещами, готовящимися сгореть в яростном пламени.
Позади я слышу топот ног Ильи. Он бежит за мной. Я подавляю всхлип и понимаю, что плачу, слезы текут по щекам, а глаза щиплет от дыма.
Я неуклюже вытираю лицо, сбегая по ступенькам так быстро, что едва могу себя контролировать. Одна из ступенек прогибается под моим весом, и я сильно спотыкаюсь, подворачиваю ногу и падаю, пролетая последние четыре или пять ступенек.
По пути вниз я ударяюсь головой о перила и слышу, как дерево скрипит и стонет от силы удара. На секунду у меня кружится голова, перед глазами мелькают звездочки. Я оглядываюсь, но паника, овладевающая мной, не позволяет остановиться надолго.
Беги, Уиллоу. Нужно выбраться. Убирайся отсюда!
Я подтягиваюсь, тяжело дыша и пытаясь восстановить равновесие. Когда хватаюсь рукой за перила, чтобы не упасть, сверху доносится грохот, громкий и пугающий. Я подпрыгиваю, сердце подскакивает к горлу. Раздается еще один грохот, и на этот раз часть потолка рядом со мной обваливается. Горящие балки падают на пол.
Дерьмо!
Я снова бросаюсь бежать, пока пламя лижет стены вокруг меня.
Тусклый свет уличного фонаря проникает в пыльную переднюю, и я почти рыдаю от облегчения, когда нахожу дверь.