а всего один. Буратино оторвался от приятных созерцаний и внимательно посмотрел на дружка, вздохнул и стал медленно перелезать на старую яблоню. Только Чезаре, верный рыцарь женской красоты, остался на своём боевом посту. Но его одиночество было недолгим, тут же на освободившиеся места карабкались другие пацаны, как говорится, «свято место…».
А наши приятели шли вдвоём и не разговаривали. Отчего-то они были удручены, если не сказать, подавлены. Каждый думал о своём и даже с другом сейчас не стал бы делиться. О чём думал Пиноккио, — конечно о своей кареглазке, а вот о чём думал известный всему городу хулиган Чеснок, никто не знал. Об этом нам остаётся только догадываться.
Но грустить у Буратино не было ни сил, ни времени. Как только он вернулся на завод, куча нерешённых вопросов навалилась на него.
— Лука, что случилось? — спросил Буратино, увидев своего приятеля в состоянии полной подавленности.
— Не могу я, — чуть не плакал тот, — у меня в школе по арифметике двойки были, а тут одни цифры, одни цифры, — он стал ворошить бумаги. — Погляди: приход, расход, уголь, бутылки, деньги. И всё мне, всё мне.
— Старина, я бы и сам всё решил, я сам бы всё посчитал, — начал Буратино, — но ты же видишь, что на мне производство и ещё куча всяких дел.
— Вижу, но с бумагами я больше работать не могу, мне бы дыни воровать на базаре или напёрстки крутить. А тут тара, литры, центнеры, сколько Пепе взял водки, сколько отдал денег, сколько получилось прибыли. У меня всё это просто в башке не укладывается, я забываю всё.
— Ладно, — сказал Пиноккио, — дело мы будем делать по-другому. Если не можешь сделать работу сам, найди того, кто её может сделать. Идёт?
— Да где же я его найду? Тут же нужен квалифицированный бухгалтер, а у меня знакомые кто? Шпана да шантропа.
— Знаешь, — прикинул Буратино, — сбегай-ка за Сальваторе Швейманом.
— Очкастый такой? Вечно прилизанный?
— Точно.
— Знаю его. Только вот не знаю, где найти.
— Не знаешь? — спросил Буратино. — Тогда садись, пиши цифры.
— Найду, — пообещал Лука и ушёл искать Сальваторе.
Через час он вернулся, волоча за собой всклокоченного и злого пацана в очках.
— Здравствуй, Сальваторе, — сказал Буратино, протягивая руку и улыбаясь парню, как старому знакомому.
— Здравствуйте, синьор Буратино, — ехидно и сдерживая раздражение, отвечал Сальваторе, пожимая руку.
— Слушай, Сальваторе, а какая у тебя оценка по математике? — спросил Пиноккио.
— Надеюсь, этот дуболом притащил меня сюда не за тем, чтобы решать задачки? — сквозь зубы отвечал Швейман.
— Именно за тем. Только вот задачки у нас, дружище, специфические, — улыбался Буратино. — Видишь, сколько бумаг накопилось, мы с ними просто не справляемся и рассчитываем на твою помощь.
— А каков характер скопившихся бумаг? — поинтересовался Швейман.
— А характер у них… — начал Буратино.
— Паскудный, — вставил Лука.
— Самый что ни на есть бухгалтерский, — продолжал Пиноккио, не обращая внимания на реплику приятеля.
— Но я не бухгалтер, — заметил Сальваторе.
— А мне кажется, что папаша у тебя бухгалтер, больно у тебя самого вид бухгалтерский.
— Хорошо, — сказал Швейман. — Я сделаю, что могу, и подойду к делу со всей ответственностью. Но могу ли я надеяться, что впредь, синьор Буратино, ваши дружки не будут меня больше тревожить по этому поводу?
— Нет, — сказал Буратино и улыбнулся, — мы надеемся, что ты будешь помогать нам постоянно.
— Извините меня, синьор Буратино, — произнёс Сальваторе, — но, зная ваш характер и кое-что из вашей биографии, я могу предположить, что бизнес, который вы здесь ведёте, не совсем, скажем так, легален.
— Абсолютно нелегален, — согласился Буратино, — в том-то и соль.
— А каким образом вы собираетесь меня удерживать, позвольте вас спросить? Или вы на цепь меня посадите?
— Именно, — произнёс Буратино и улыбнулся. И от этой улыбки нехорошо стало на душе у Сальваторе Швеймана, так как знал он, с кем имеет дело. — Цепью, дружище, только золотой.
— А позвольте уточнить…
— Двадцать сольдо в месяц, — перебил его Буратино. — Это для начала.
— Хорошо, — сразу согласился Сальваторе.
— Вот и славно, — обрадовался Лука.
— Я согласен, но для нормального производственного процесса такая мебель, — Сальваторе указал на ящики, из которых состоял импровизированный письменный стол, — не подходит. Требуется стол, стул, чернильница, четыре стальных пера, пачка бумаги, счёты, налокотники.
— Приятно говорить со специалистом, — сказал Буратино. — Лука, обеспечь его всем необходимым.
— Я? — искренне удивился Крючок.
— Или ты сам сядешь за бумаги? — спросил Пиноккио.
— Ладно, куплю всё, что надо, — согласился Лука, — только пусть этот умник список напишет, а то поназаказывал тут, всего не упомнишь.
— И ещё одно, — сказал Сальваторе, — я буду приходить на работу к двум, до двух я учусь в гимназии.
— Дружище Швейман, ты на работу можешь не ходить совсем, но документация по фирме должна быть в идеальном состоянии.
— Не извольте беспокоиться, синьор Буратино, — заверил его Сальваторе и приступил к работе прямо на ящиках.
Глава 4
Новые люди и новые проблемы
Но это было ещё не всё, в том смысле, что это были ещё не все, кого Буратино принял на работу. В течение следующей недели, после длительных совещаний с Чесноком и Лукой, на работу были приняты два пацана из городской шпаны. Пацаны были людьми надёжными, в этом Рокко ручался за них, как за самого себя. Одного из них звали Джанфранко по кличке Гопак, а другого Массимо по кличке Комар.
— Я их знаю, — говорил Чеснок, — если надо будет, так они и глотку могут перерезать. И не продадут в случае чего. Тем более проблема у них случилась.
— С полицией? — спросил Буратино.
— С полицией, это само собой. Это у них завсегда. А кикоз у них вышел с Тузом.
— Да шибко они с ним по долям не разошлись на одном деле. Ну, слово за слово, и Сливе, что с Тузом работает, бок распороли. Слива уже третий день в больнице лежит. Но не помрёт.
— Зови их, погутарим, — сказал Буратино.
Пацаны пришли на следующий день. И были они взрослые почти и, в отличие от ребят Пиноккио, сильно потрёпанные и оборванные. После знакомства Буратино начал:
— А расскажите-ка, ребятки, из-за чего у вас с Тузом кикоз вышел?
Если не секрет, конечно.
— Секрета нет, — сказал Гопак, — мы две недели назад у лоха коня свели.
Лошара пьяный в умат был, коня привязал к забору, а сам рядом лёг спать.
— Дальше.
— Пришли к Тузу и говорим: помоги, мол, коня продать, у тебя связи по этому делу есть. Он согласился. Мы, как лохи, сами коня ему оставили. И неделю ходим к нему,
