перевел взгляд на отца и сказал:
– По рукам. А если не поссыт, с тебя двести долларов.
– Ну, таких денег у меня не водится, Фред. Но если мой сын не поссыт выше твоей головы, забирай мой пикап.
– Заметано, – сказал Фред.
– Договорились. Я съезжу за сыном, к рассвету вернемся, так что не вздумайте дрыхнуть.
Отец сел в свой старенький пикап и отправился домой, в Ювалде, за 112 миль от охотничьих угодий Фреда Смизера.
– Просыпайся, дружок, – негромко сказал отец, расталкивая спящего Пэта. – Надевай куртку и обувайся, мы сейчас поедем.
Восьмилетний Пэт вылез из постели, надел кеды, натянул куртку поверх белья и пошел в туалет.
– Нет-нет, сынок, – остановил его отец. – Терпи.
И повез Пэта за 112 миль, заставив по пути выпить две банки пива. К Фреду Смизеру они приехали без двадцати пять. Мочевой пузырь Пэта раздулся до предела.
– Пап, мне невтерпеж…
– Знаю, сынок, знаю. Погоди еще минуточку.
Отец с Пэтом (кеды, куртка, нижнее белье) вошли в амбар. Охотники поутихли, но не заснули. И Фред Смизер тоже.
– Ребята, это мой сын Пэт. И сейчас он поссыт выше Фредовой головы.
Все расхохотались.
Фред подошел к амбарной стене и провел над головой меловую черту – на высоте шесть футов семь дюймов.
– Пап, чего это он? – спросил Пэт.
– Видишь отметку на стене?
– Да, сэр.
– Сможешь до нее доссать?
– Делов-то! – Пэт стянул трусы до колен, обеими руками взялся за писюн, прицелился и пустил струю.
На два фута выше отметки Фреда Смизера.
– Молодец, сынок! Ну, что я вам говорил? Мой сын ссыт выше головы Фреда!
Отец метнулся в угол амбара, схватил мотоцикл и подкатил его к Пэту.
– Счастливого Рождества, сынок!
Они загрузили «хонду» в кузов отцовского пикапа и, проехав еще 112 миль, вернулись домой к завтраку.
Четырнадцать лет спустя Пэт стал лучшим гольфистом в команде университета Дельта штата Миссисипи. Пэта, игрока с нулевым гандикапом, прозвали Техасским Жеребцом. Он как раз стал победителем турнира Юго-Восточной спортивной студенческой конференции в игре на счет ударов, проходившего на гольф-поле ассоциации «Арканзас рейзорбекс». В автобусе по дороге домой тренер объявил, что намерен провести общее собрание команды.
– Завтра утром у меня дома, ровно в восемь.
На следующее утро тренер собрал игроков в своей гостиной и сказал:
– Мне стало известно, что вчера перед началом турнира кто-то из вас курил марихуану в городском парке Литтл-Рока. Необходимо выяснить, во-первых, кто привез марихуану в Литтл-Рок, а во-вторых, кто ее курил.
При этом он смотрел на Пэта. Пэт, воспитанный на отцовском принципе «всегда говори правду», сделал шаг вперед:
– Тренер, это я. Я привез марихуану, и я ее курил.
Он одиноко стоял в центре комнаты. Его товарищи по команде не шелохнулись и не произнесли ни слова, хотя косячок в парке Литтл-Рока курили на троих.
– И больше никто? – уточнил тренер.
Молчание.
– Решение я приму завтра и вас извещу, – сказал тренер. – А пока свободны.
На следующее утро тренер пришел к Пэту в общежитие.
– Об этом проступке я сообщу твоему отцу. А ты на семестр отстранен от соревнований.
Пэт вздохнул.
– Послушайте, я же честно признался. А вдобавок я лучший игрок в команде.
– Это не имеет значения, – сказал тренер. – У нас запрещено употреблять наркотики, а ты это правило нарушил. Поэтому и отстранен. И я сообщу твоему отцу.
– Ну хорошо, – сказал Пэт. – Хотите – отстраняйте. Но отцу ни в коем случае не говорите. Да поймите же, ему можно сказать, что я пьяным сел за руль. А за марихуану он меня убьет.
Подростком Пэта дважды уличали в курении марихуаны, и он, испытав на себе отцовские методы дисциплинарного воздействия, был твердо намерен не допустить третьего раза.
– А это уж ваше дело, – заупрямился тренер.
Пэт снова вздохнул:
– Ну ладно, тренер. А давайте мы с вами прокатимся.
Они уселись в машину Пэта, «Шевроле-камаро Z-28» 1981 года выпуска, и поехали по кампусу университета Дельта. Минут через десять Пэт нарушил молчание:
– Знаете, вот я вам честно скажу: хотите отстранить – отстраняйте. Но если вы позвоните отцу… я вас убью.
Пэта отстранили.
Отец об этом не узнал.
Как я уже говорил, мое рождение было незапланированным – мама до сих пор зовет меня «случайностью», а отец полушутя заявил ей: «Это не мой сын, Кэти, а твой». В моем детстве отец работал в разъездах, поэтому бо́льшую часть времени я провел с мамой. И это правда. Я был маминым сыном. Когда я был с отцом, то радовался каждому мигу.
Мне очень хотелось заслужить его одобрение, и иногда мне это удавалось. А иногда он весьма изобретательно и радикально изменял мои представления.
В детстве у меня был любимый сериал: «Невероятный Халк» с Лу Ферриньо.
Я восхищался его мускулами и, стоя перед телевизором, скидывал рубашку и копировал его позы: сгибал руки, сжимал кулаки, что было сил напрягал бицепсы, воображая себя бодибилдером.
Как-то раз отец застал меня за этим занятием.
– А что это ты делаешь, сынок? – спросил он.
– Когда-нибудь у меня будут такие же мышцы, – заявил я, указывая на экран. – Бицепсы как бейсбольные мячики!
Отец хмыкнул, скинул с плеч рубаху и встал перед телевизором в той же позе, что и я.
– Ну да, при виде бицепсов девчонки визжат от восторга, и выглядит все это впечатляюще, но этот тип такой перекачанный, что без посторонней помощи задницу себе не подотрет… Бицепсы эти его… фуфло.
Он медленно опустил руки, сжал кулаки, вывернул локти наружу и напряг массивные трицепсы.
– А вот трицепсы, сынок, – продолжил он, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, к бугрящимся мускулам на задней стороне плеча, – это рабочие мышцы, они тебя и прокормят, и крышу над головой построят. Трицепсы – вот это бабло.
Отец предпочитал ворочать мешки на складе, а не красоваться напоказ.
Летом 1979 года отец перевез маму, меня и Пэта из города Ювалде, штат Техас (население 12 000 чел.), в Лонгвью (население 76 000 чел.), самый быстро растущий – на волне нефтяного бума – населенный пункт Восточного Техаса. В Ювалде я научился справляться с трудностями, а в Лонгвью – мечтать.
Как и все, мы переехали из-за денег. Отец по-прежнему торговал трубами, а на буровых скважинах в Лонгвью можно было быстро разбогатеть. Едва мы обосновались в Лонгвью, Пэт уехал на сборы гольфистов, а мама решила провести «продолжительный отпуск» на пляже Наварре-Бич во Флориде. Рустер, которому еще не исполнилось и тридцати, уже стал мультимиллионером и переехал в Мидленд, штат Техас, так что в автодоме на окраине Лонгвью остались только мы с отцом.
Отцовские руки могли искалечить, а могли и исцелить. Когда мама страдала мигренями, отцовский массаж снимал боль лучше любых лекарств. Отцовские руки и отцовские объятья с одинаковой легкостью лечили и переломы, и сердечные раны, особенно у беспомощных слабаков.
Кроме нас, в автодоме жил попугай по кличке Везунчик. Отец обожал попугая, а попугай –
