чувство, что я нахожусь от Эли далеко впереди, и было похоже, что и она это чувствовала. Ей это не мешало. Она дорожила нашими отношениями, она их поддерживала несмотря на отсутствие моих ответных действий.
Почему Эля стала мне так редко звонить? Что произошло? Я снова пыталась вспомнить, когда именно был ее последний звонок и о чем мы говорили, но смогла лишь установить, что это должно было быть в феврале – значит, где-то три с половиной месяца назад. А я и не заметила, что это было так давно.
Я решила позвонить Феде и набрала его номер – а вдруг? Никаких сюрпризов: длинные гудки. Тогда я позвонила Ане, которую помнила еще ребенком, – они с Элей дружили с первого класса. Мать не знала, в каких ресторанах пела Эля последнее время, это ее не интересовало, а вот Аня могла знать. Она могла знать и еще что-то, о чем не сказала Ольге Марковне. Ей не сказала, а мне, может быть, скажет. Эти двое, Аня и Федя, были на данный момент единственными, кто мог бы прояснить Элино поведение в последнее время. Свободного гитариста Федю требовалось еще разыскать, и это будет трудно, поскольку я его едва знала, другое дело – Аня. Она, незамужняя мать пятилетнего ребенка, была привязана к дому. Там она и была, когда я позвонила ей в тот вечер.
* * *
То, что Эля поссорилась и с Аней где-то незадолго до отъезда в Сочи, было первой неожиданностью, которую я услышала от подруги своей сестры.
– Я ей всего-то и сказала, что раз она в своих ресторанах якшается с биржевиками, то могла бы подтолкнуть кого-нибудь из них к мысли оплатить ее клип. Что ей в этом не понравилось, непонятно. Она давно хотела сделать клип и без конца жаловалась, что проводит вечера с миллионерами, а домой идет с копейками. Я ей всего лишь ее собственные слова повторила, а она раскричалась. После этого я ей, конечно, звонить не хотела. Все ждала, что она сама объявится. Но она так и не объявилась, пока не пришел день рождения Светика.
«Так вот почему эсэмэска вместо звонка», – подумала я. Но тогда возник другой вопрос: почему столько ссор? Что происходило с Элей? Это такой стресс? Когда у человека стресс, всякое бывает.
– Вы ведь тоже были в ссоре, верно? – вдруг спросила Аня.
Я не сразу поняла вопрос.
Оказалось, что Эля заявила Ане, что порвала со мной отношения.
– С чего это вдруг она тебе об этом сказала? – спросила я Аню, еще не принимая ее слова всерьез. Это ведь не обязательно были слова самой Элеоноры. Да если бы даже и так, мало ли что говорят люди, если их что-то разозлило.
– Потому что в нашей слепоте мы с тобой похожи друг на друга. И теперь она не желает никаких отношений с теми, кто ее не понимает, – сказала Аня.
Я не могла вспомнить в своем телефонном общении с Элеонорой нечто такое, что как-то соотносилось бы с этим заявлением. Однако тот факт, что от Эли ничего не было слышно больше трех месяцев, наводил на мысль о ее обиде, о которой я не догадывалась.
Эта обида и правда могла быть. Я и в самом деле, того не подозревая, могла в чем-то не понимать Элеонору. Уже хотя бы потому, что слушала ее вполуха и особо не вникала в услышанное. Но если бы она вдруг стала мной недовольна, я бы заметила. Недовольство мною я всегда замечаю. Наш же последний телефонный разговор меня ничем не насторожил. Он был таким обычным, что я его совершенно забыла. Я даже не помнила, звонила ли Эля мне по какому-то поводу или просто так.
Новость о разрыве Элеоноры со мной привела меня в растерянность, и я закончила разговор с Аней, забыв спросить ее о Вадиме и ресторанах. И об эсэмэске я ее не расспросила, хотя и собиралась. Пришлось звонить ей еще раз. О Вадиме Аня от Эли не слышала. Назвав мне ресторан «Макинтош», единственный Элин «концертный зал», о котором она знала, Аня добавила к своему рассказу о моей сестре еще одну подробность: последнее время по воскресеньям Эля брала уроки пения у какого-то популярного учителя и очень ими дорожила.
У Ани сохранилась эсэмэска, которую ей прислала Элеонора, и она мне ее зачитала. В ней не было ничего другого, кроме как поздравления Светику и привета своей матери, о чем я уже знала от Ольги Марковны. Обычные выражения, никаких мелочей, подтверждающих авторство Элеоноры. Эту эсэмэску мог отправить и кто-то другой с ее телефона. Но кто, кроме нее самой, мог знать о дне рождения Светика?
Дополнительные уроки вокала – это я могла понять. Похоже, Эля снова задумалась о своей карьере. У нее не было музыкального образования. Она певица-самородок, ну а точнее, неудачливая актриса с неплохим голосом, запевшая только потому, что влюбилась в ударника популярного тогда ансамбля «Мы».
Из-за своих уроков пения Эля перестала приходить к Ане и Светику на обед по воскресеньям, как это уже давно вошло у нее в привычку. Последний раз подруги виделись где-то в марте, однако со Светиком моя сестрица общалась вплоть до отъезда в Сочи: она навещала свою крестницу в детском саду. И поэтому отсутствие Элиного звонка Светику в день рождения оставалось необъяснимым. Во всяком случае, необъяснимым какими-то нормальными причинами.
* * *
После разговора с Аней у меня появились две дополнительные зацепки: уроки пения, о которых не было никаких данных, и ресторан «Макинтош», куда я могла отправиться немедленно. Недолго думая, я взяла свой ноутбук и нашла адрес этого заведения. Оказалось, что «Макинтош» находится в Сокольниках.
О такси думать не приходилось. Тот, кто знает Москву, не ездит по вечерам через весь город с риском зависнуть где-то в пробке. Да я была и вовсе не прочь оторваться от дивана и пройтись минут двадцать до ближайшей станции метро. А затем пересечь под землей свой населенный пункт, где количество жителей и автотранспорта стало не пропорционально количеству улиц, выйти на поверхность и снова размять ноги – все это представлялось мне почти что приключением. Приключений мне последнее время не хватало.
Но, выйдя на улицу, я обнаружила, что переоценила меру своей предрасположенности к приключениям. Мой сенсор авантюризма, когда-то хорошо улавливавший необычное, теперь забился пылью моих пустынных будней и плохо работал. Все, что я видела по дороге в «Макинтош», наводило на меня тоску. И уже скоро я ругала себя за то, что отправилась туда.
Можно было просто позвонить в этот ресторан, но я подумала, что добьюсь большего, если появлюсь там собственной персоной. Зря я на это рассчитывала. «Макинтош» оказался пафосным заведением. Там у дверей стоял одетый в ливрею портье. Я
