заметила, что он неловко ерзает на месте и облизывает губы, словно не знает, как подступить к предмету разговора.
— Тёо-Тёо-сан, мистер Пинкертон попросил меня поговорить с вами на деликатную тему, — наконец сказал он, прочистив горло.
— Да, конечно, — ответила Тёо-Тёо спокойно, хотя ее сердце трепетало: она предчувствовала, о чем пойдет разговор.
Воцарилось неловкое молчание, затем Шарплесс торопливо заговорил:
— Возможно, вы заметили, что Пинкертон, скажем так, крайне к вам благорасположен, и он послал меня спросить, не согласитесь ли вы выйти за него замуж. — Наступила гробовая тишина, которую Шарплесс нарушил, когда она стала невыносимой: — Я понимаю, мои слова могли вас ошеломить, поэтому не торопитесь с ответом.
Девушка казалась потрясенной и растерянной, и Шарплесс ей сочувствовал. Возможно, ему следовало отказать другу Пинкертону в просьбе поговорить с Тёо-Тёо и посоветовать ему оставить девушку в покое. В конце концов, Бабочка была столь юна, и Шарплесс отлично понимал, что, хотя Пинкертон и готов провести местную свадебную церемонию, чтобы они могли жить вместе, их брак не будет иметь никакой юридической силы.
Однако Шарплесс был слишком многим обязан Пинкертону. Он пообещал, что уговорит девушку на этот союз, и должен был держать слово.
— Пожалуйста, скажите Пинкертону-сан, что его предложение — честь для меня, но вам придется поговорить об этом с моим дядей Кэндзи, — наконец прошептала Тёо-Тёо. — Он мой опекун, я не могу принять такое решение без его согласия.
— Конечно, Тёо-Тёо, конечно, — ответил Шарплесс, радуясь, что дело пошло. — Как я уже сказал, это серьезный вопрос, и ваш дядя тоже должен внимательно его обдумать.
Пятнадцать минут спустя Шарплесс покинул чайный дом с дурным привкусом во рту. Бабочка была невинной юной девушкой, а он — пособником Бенджамина Пинкертона в этой неприглядной затее с ее «приобретением». Он надеялся, что дядя Кэндзи, как любой здравомыслящий опекун, откажет, и их затея провалится.
ГЛАВА 6
Тёо-Тёо никогда не нравился дядя Кэндзи, но со смертью отца у нее не осталось других близких родственников мужского пола, и только он мог принимать решение по таким важным вопросам, как замужество.
— Американец мистер Пинкертон попросил отдать тебя ему в жены, он приходил сюда вчера с переводчиком, мистером Шарплессом из американского консульства, — деловито заговорил дядя Кэндзи с явным раздражением на лице, вызванным тем, что он вынужден был нести нежеланную ответственность за дочь покойного брата.
Тёо-Тёо знала, каким будет его решение, прежде чем он его озвучил.
— Я дал американцу согласие, Мика, — сказал дядя. — Это позволит тебе не работать всю жизнь в чайном доме, если никто больше не захочет взять тебя в жены. Что ты будешь делать, когда станешь слишком стара для этой работы? Учитывая род твоих занятий в Маруяме, сомневаюсь, что кто-нибудь еще сделает тебе предложение. Мистер Пинкертон снял маленький дом на холмах Нагасаки, и послезавтра, после свадебной церемонии, ты переберешься к нему.
— Это будет настоящий брак с настоящей свадебной церемонией, дядя Кэндзи? — спросила Тёо-Тёо.
— Да-да, конечно, — отмахнулся дядя, как будто ему было все равно.
С глаз Тёо-Тёо соскользнула слезинка и упала на ее юката. Дядя Кэндзи охотно воспользовался поводом избавиться от нее, и она еще сильнее почувствовала, как ей не хватает отца.
Но в действительности Тёо-Тёо ничего не удерживало. Мать отправилась в Токио, чтобы ухаживать за новорожденным ребенком брата, и девушка осталась в Нагасаки одна.
А вот того, что на следующий день дядя Кэндзи получил кругленькую сумму и подписал договор, передающий ее американцу, Тёо-Тёо не знала. Она стала товаром!
И только Саюри обеспокоилась, когда на следующий день Тёо-Тёо сообщила ей, что выходит замуж и покидает чайный дом «Сакура».
— Я волнуюсь, не совершаешь ли ты ошибку, Тёо-Тёо, — сказала она. — Мне совсем не хочется, чтобы ты уходила, потому что здесь ты в безопасности, мы всегда можем тебя защитить. Но кто я такая, чтобы тебя останавливать — ведь все, что я могу предложить, это работа в чайном доме, и я уж точно не могу обещать, что ты получишь предложение от другого мужчины. Ты знаешь, как родители относятся к девушкам из чайных домов, каким бы приличным ни было наше заведение.
Но в глазах Саюри стояли слезы, когда она, отступив от японских обычаев, обняла Тёо-Тёо, самую младшую и любимую из ее подопечных.
— Возможно, все будет хорошо, Тёо-Тёо, — со слезами в голосе сказала она. — В городе есть девушки, которые вышли замуж за американцев, и они кажутся вполне счастливыми. По крайней мере, у тебя будет свой дом и муж, который сможет о тебе позаботиться, и все же не знаю, почему я так волнуюсь и плачу, ведь я должна радоваться за тебя!
На следующий день дядя Кэндзи и Шарплесс пришли сопроводить Тёо-Тёо в арендованный Пинкертоном дом на холме. С собой она взяла маленький сверток самых дорогих ее сердцу вещей и красное кимоно, которое, плача, вручила ей Саюри.
— Твое свадебное кимоно, Тёо-Тёо-тян, — прошептала она, крепко обнимая девушку, хотя редко выражала эмоции подобным образом.
Лишь позже Тёо-Тёо обнаружила, что Саюри вложила в рукав кимоно маленький конверт, украшенный журавлями, с запиской: «Деньги на случай, если ты будешь в них нуждаться».
Для девушки без семьи и средств это было целое состояние, и она не могла удержаться от слез.
Дом на холме был маленьким, с аккуратным садиком перед входом, скрытым от глаз бамбуком и ивами. Тёо-Тёо испытала облегчение, обнаружив, что это дом в японском стиле, с татами, раздвижными дверями и скромной обстановкой. Здесь не было тяжелой западной мебели, которую она видела в доме Шарплесса, — по крайней мере, она будет окружена знакомыми вещами.
— Где будет проходить свадебная церемония? — спросила она Шарплесса, которому бесконечно доверяла, потому что он был знакомым отца и почтенным чиновником консульства.
Американский дипломат шумно откашлялся и пробормотал:
— Полагаю, прямо здесь.
Шарплессу становилось все тяжелее, и он ощутил укол раскаяния, потому что когда-то имел дела с отцом Тёо-Тёо и по-дружески выпивал с ним.
Когда Тёо-Тёо доверчиво кивнула, Шарплесс дал себе слово убедить Пинкертона провести церемонию и подписать некое подобие брачного контракта, чтобы она не слишком переживала. Все же он был важный чиновник консульства и имел рычаги воздействия на Пинкертона.
Когда Шарплесс с дядей удалились, предположительно за Пинкертоном, Тёо-Тёо, подойдя к окну, стала смотреть на кусты азалии, увешанные тяжелыми весенними бутонами, которые уже готовились расцвести. Она ждала обещанной Шарплессом церемонии, переполненная противоречивыми чувствами — тревоги и воодушевления.
«Сегодня я выхожу замуж», — подумала она, но слова казались пустыми и не имеющими
