жив? – спрашивает она, глядя на меня снизу вверх с удивительно переменившимся лицом. Сейчас она кажется почти молодой. Она не спрашивает ни от кого исходит сообщение, ни откуда мне все это известно. Адресаты спрашивают об этом часто, и у меня заготовлен стандартный набор ответов на такие вопросы. Но иногда они – как сейчас – не тратят время на ерунду. Я отвечаю уклончиво – ведь ситуация могла измениться за то время, пока я ее искал:
– Это всё-таки адрес госпиталя, а не кладбища. Поищите.
В пяти метрах позади нее, на пустой площадке между нашей скамейкой и столиками, раздается оглушительный хлопок. Она вздрагивает, оборачиваясь, и невольно провожает глазами взлетевшую в темнеющее небо одинокую сигнальную ракету. Пока ракета летит, я тихо отступаю в сторону каменной лестницы (за это время я стратегически подобрался к ней поближе). И убегаю по ступенькам.
Молодчина все-таки Капитан. Вот на кого всегда можно положиться. Если бы не он, пришлось бы, как Азазелле, тыкать пальцам и орать «Ба!». Не люблю так делать.
Но еще больше я не люблю объясняться с адресатами – после того, как послание уже вручено...
3.
– Да, ты был прав, ракета тут подошла больше, – сказал Морган. Мы стояли под деревом поблизости от входа в парк. – Петардами мы бы ее напугали. Слышь, Аптека, а зачем спектакль-то этот весь нужен был?
– Это разве спектакль, – пробормотал я. Спрятавшись за дерево, я наблюдал за воротами. – Это просто школьная самодеятельность по сравнению с теми... бенефисами, которые мне иногда приходится устраивать. Ну представь себя на ее месте. Подходит к тебе на улице совершенно левый кент, сует какую-то подозрительную бумажку и заявляет: ваш сын, пропавший без вести два месяца назад, лежит в такой-то заштатной реанимации в Греции. До свидания.
Капитан ухмыльнулся.
– Да. Я бы из тебя всю душу вытряс после такого, камрад почтальон. Вместе с твоей длинной сумкой.
– Я бы еще пережил вытряхивание души из меня, но инспекция моей сумки может оказаться вредна... для психического здоровья инспектирующего.
– Нет, это-то ясно. Я имею в виду – почему ты просто не отправил ей сообщение по мейлу?
– Не знаю, – неохотно сказал я, и Капитан покосился скептически.
– Меня попросили, – повторил я. – Встретиться лично. Сказать всё устно.
– Зачем?
– А он не очень-то отвечал, – сказал я. – Тот, кто мне это задание дал. Знаешь, кто это был? Тот чудик, которого мы встретили, когда, помнишь, заблудились в Глухоманье. Еще тогда чуть Большой Охоте под ноги не попались. Помнишь его?
– Голдхейра? Еще бы, – хмыкнул Морган. – Но он же охотник. Кому из охотников когда было какое-то дело до того, что происходит за пределами нашей Страны?
– Когда мы разговаривали, я так его понял, что не охотник, а скорее городской.
– Вот даже так. Но в Городе же полно курьеров, которых можно послать в Лабиринт, разве нет?
– Это да. Но ты представь, какая у них там нагрузка. Ага, вот и она.
Из ворот парка быстрым шагом выходит женщина, и мы провожаем ее глазами. Я мог бы и не прятаться: ее лицо пылает, из крепко сжатого кулачка торчит белый краешек, она идет походкой юной валькирии и вокруг совершенно не смотрит.
– И потом, – закончил я, глядя ей вслед, – мы же знаем, что они там рассортировывают сообщения на срочные и важные. Важных, как ты понимаешь, всегда оказывается больше. Поэтому на срочные часто не остается времени. Я так понял, это была его личная инициатива, Голдхейра. А может, и нет, кто их там, в Городе, разберет. Пошли. Нам еще сейчас надо будет нашего социального экспериментатора извлекать... от местных сынов анархии.
– И готов сменить уазик на «ИЖ», если извлечение пройдет гладко, – проворчал Морган.
Это тот редкий случай, когда он ошибся.
4.
– Ну что, готовы? – спрашиваю я и оглядываю свое войско, стоящее возле уазика. Уазик только что заперт, и сейчас нам предстоит не слишком торопливый, но – с большой вероятностью – довольно длинный марш-бросок. Я не умею, как в детстве: свернул за угол и на месте; сейчас мне, как правило, приходится искать долго. Иногда – по нескольку дней.
Они готовы. Капитан, ссутулившись, курит в сторону. Развязный ухмыляющийся Баламут сунул руки в карманы своей новой куртки, сплошь покрытой нашивками; синие волосы перевязаны черной банданой с черепом и клинками. Каффа и пурпурный пиджак исчезли – видимо, он обменял их на новый прикид, и я не удивлюсь, если узнаю, что к байкерам он полез именно для того, чтобы переодеться. Легкомысленный разноцветный пакетик все так же болтается на локте. Из-под черной банданы кокетливо спущен на щеку синий локон-пружинка. В целом впечатление он производит даже более кошмарное, чем час назад.
– Пошли, – говорю я. – Поглядывайте тут... тоже. На всякий случай, сами знаете. Вдруг я что-то пропущу.
Морган кивает и бросает сигарету.
Глава
