Книга Скитальцы. Пьесы 1918–1924 - Владимир Владимирович Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
как корабли в тумане… И тревога
во мне росла. Душа моя томилась:
там бездны раскрывались, как глаза…
Невыносимо сладостно и страшно
мне было с ней, и Стелла это знала.
Как объясню мой ужас и виденья?
Я слышал гул бесчисленных миров
в ее случайных шелестах. Я чуял
в ее словах дыханье смутных тайн,
и крики, и заломленные руки
неведомых богов! Да, – шумно, шумно
здесь было, Гонвил, в комнате твоей,
хоть ты и слышал, как скребется мышь
за шкафом, и как маятник блестящий
мгновенья костит… Знаешь ли, когда
я выходил отсюда, ощущал я
внезапное пустынное молчанье,
как после оглушительного вихря!..
Гонвил
Поторопи свое воспоминанье,
Эдмонд. Кто знает, может быть, сейчас
стремленье жизни мнимое прервется, —
исчезнешь ты, и я – твой сон – с тобою.
Поторопись. Случайное откинь,
сладчайшее припомни. Как признался?
Чем кончилось признанье?
Эдмонд
Это было
здесь, у окна. Мне помнится, ты вышел
из комнаты. Я раму расшатал,
и стекла в ночь со вздохом повернули.
Все небо было звездами омыто,
и в каменном туманном переулке,
рыдая, поднималась тишина.
И в медленном томленьи я почуял,
что кто‐то встал за мною. Наполнялась
душа волнами шума, голосами
растущими. Я обернулся. Близко
стояла Стелла. Дико и воздушно
ее глаза в мои глядели, – нет,
не ведаю, – глаза ли это были
иль вечность обнаженная… Окно
за нами стукнуло, как бы от ветра…
Казалось мне, что, стоя друг пред другом,
громадные расправили мы крылья,
и вот концы серпчатых крыльев наших, —
пылающие длинные концы —
сошлись на миг… Ты понимаешь, – сразу
отхлынул мир; мы поднялись; дышали
в невероятном небе, – но внезапно
она одним движеньем темных век
пресекла наш полет, – прошла. Открылась
дверь дальняя, мгновенным светом брызнув,
закрылась… И стоял я весь в дрожаньи
разорванного неба, весь звенящий,
звенящий…
Гонвил
Так ли? Это все, что было,
один лишь взгляд?
Эдмонд
Когда бы он продлился,
душа бы задохнулась. Да, мой друг, —
один лишь взгляд. С тех пор мы не видались.
Ты помнишь ведь – я выбежал из дома,
ты из окна мне что‐то крикнул вслед.
До полночи по городу я бредил,
со звездами нагими говорил…
Все отошло. Не выдержал я жизни,
и вот теперь —
Гонвил
Довольно!
Эдмонд
– я за гранью
теперь, – и все, что вижу —
Гонвил
Я сказал:
довольно!
Эдмонд
Гонвил, что с тобой?..
Гонвил
Я долго
тебя морочил – вот и надоело…
Да, впрочем, ты с ума сошел бы, если
я продолжал бы так шутить… Не яду
ты выпил – это был раствор безвредный:
он, правда, вызывает слабость, смутность,
колеблет он чувствительные нити,
из мозга исходящие к глазам, —
но он безвреден… Вижу, ты смеешься?
Ну что ж, я рад, что опыт мой тебе
понравился…
Эдмонд
Ах, милый Гонвил, – как же
мне не смеяться? Посуди. Ведь – это
я сам сейчас придумываю, сам!
Играет мысль моя и ткет свободно
цветной узор из жизненных явлений,
из случаев нежданных – но возможных,
возможных, Гонвил!
Гонвил
Это бред… Очнись!
Не думал я… Как женщина, поддался…
Поверь, – ты так же жив, как я, и вдвое
живуче…
Эдмонд
Так! Не может быть иначе!
В смерть пролетя, моя живая мысль
себе найти старается опору, —
земное объясненье… Дальше, дальше,
я слушаю…
Гонвил
Очнись! Мне нужно было,
чтоб спотыкнулся ты, весь ум, всю волю
я приложил… Сперва не удавалось, —
уж мыслил я: «В Милане мой учитель
выкалывал глаза летучей мыши —
затем пускал – и все же при полете
она не задевала тонких нитей,
протянутых чрез комнату: быть может,
и он мои минует нити». Нет!
Попался ты, запутался!..
Эдмонд
Я знаю,
я знаю все, что скажешь! Оправдать,
унизить чудо – мысль моя решила.
Но подожди… в чем цель была обмана?
А, понял! Испытующая ревность
таилась под личиной ледяной…
Нет, – погляди, как выдумка искусна!
Напиток тот был ядом в самом деле,
и я в гробу, и все кругом – виденье, —
но мысль моя лепечет, убеждает:
нет, нет, – раствор безвредный! Он был нужен,
чтоб тайну ты свою открыл. Ты жив,
и яд – обман, и смерть – обман, и даже —
Гонвил
– А если я скажу тебе, что Стелла
не умерла?
Эдмонд
Да! Вот она – ступень
начальная… Ударом лжи холодной
ты вырвать мнил всю правду у любви.
Подослан был тот, рыжий, твой приятель,
ты мне внушил – сперва чужую смерть,
потом – мою, – чтоб я проговорился.
Так, кончено: подробно восстановлен
из сложных вероятностей, из хитрых
догадок, из обратных допущений
знакомый мир… Довольно, не трудись, —
ведь все равно ты доказать не можешь,
что я не мертв и что мой собеседник
не призрак. Знай, – пока в пустом пространстве
еще стремится всадник, – вызываю
возможные виденья. На могилу
слетает цвет с тенистого каштана.
Под муравой лежу я, ребра вздув,
но мысль моя, мой яркий сон загробный,
еще живет, и дышит, и творит.
Постой, – куда же ты?
Гонвил
А вот сейчас
увидишь…
(Открывает дверь на лестницу и зовет.)
Стелла!..
Эдмонд
Нет… не надо… слушай…
мне почему‐то… страшно… Не зови!
Не смей! Я не хочу!..
Гонвил
Пусти, – рукав
порвешь… Вот сумасшедший, право…
(Зовет.)
Стелла!..
А, слышит: вниз по лестнице легко
шуршит, спешит…
Эдмонд
Дверь, дверь закрой! Прошу я!
Ах, не впускай. Дай продумать… Страшно…
Повремени, не прерывай полета, —
ведь это есть конец… паденье…
Гонвил
Стелла!
Иди же…
Занавес
6–17. iii. 23
Дедушка
Драма в одном действии
Просторная комната, окнами в сад.
Косой дождь. Входят хозяева и незнакомец.
Жена
…Пожалуйте. Тут наша
гостиная…
Муж
Сейчас мы вам вина
дадим.
(К дочке.)
Джульетта, сбегай в погреб, – живо!
Прохожий
(озирается)
Ах, как у вас приятно…
Муж
Вы садитесь, —
сюда…
Прохожий
Свет… Чистота… Резной баул
в углу, часы стенные с васильками
на циферблате…
Жена
Вы не вымокли?
Прохожий
Нисколько!
Успел под крышу заскочить… Вот ливень
так ливень! Вас я не стесняю? Можно
здесь переждать? Как только перестанет…
Муж
Мы рады, рады…
Жена
Вы из наших мест?
Прохожий
Нет – странник я… Недавно лишь вернулся
на родину. Живу у брата, в замке
де Мэриваль… Недалеко отсюда…
Муж
А, знаем, знаем…
(К дочке, вошедшей с вином.)
Ставь сюда, Джульетта.
Так. Пейте, сударь. Солнце, – не вино!
Прохожий
(чокается)
За ваше… Эх, душистое какое!
И дочь у вас – хорошая… Джульетта,
душа, где твой Ромео?
Жена
(смеется)
Что такое —
«Ромео»?
Прохожий
Так… Она сама узнает
когда‐нибудь…
Джульетта
Вы дедушку видали?
Прохожий
Нет, не видал.
Джульетта
Он – добрый…
Муж
(к жене)
Где он, кстати?
Жена
Спит у себя – и чмокает во сне,
как малое дитя…
Прохожий
Он очень стар —
ваш дедушка?
Муж
Лет семьдесят, пожалуй…
Не знаем мы…
Жена
Ведь он нам не родня:
мы дедушкой его прозвали сами.
Джульетта
Он – ласковый…
Прохожий
Но кто же он?
Муж
Да то‐то
оно и есть, что мы не знаем… Как‐то,
минувшею весною, появился
в деревне старец, – видно, издалека.
Он имени не помнил своего,
на все вопросы робко улыбался…
Его сюда Джульетта привела.
Мы накормили, напоили старца;
он ворковал, облизывался, жмурясь,
мне руку мял с блаженною ужимкой, —
а толку никакого: видно, разум
в нем облысел… Его мы у себя
оставили, – Джульетта упросила…
И то сказать: он неженка, сластена…
Недешево обходится он нам.
Жена
Не надо, муж, – он – старенький…
Муж
Да что же, —
я ничего… так – к слову… Пейте, сударь!
Прохожий
Спасибо, пью; спасибо… Впрочем, скоро
домой пора… Вот дождь… Земля‐то ваша
задышит!
Муж
Слава Богу! Только это
одна игра – не дождь. Глядите, солнце
уж сквозь него проблескивает… эх!..
Прохожий
Дым золотой… Как славно!
Муж
Вот вы, сударь,
любуетесь, – а нам‐то каково?
Ведь мы – земля. Все думы наши – думы
самой земли… Мы чувствуем, не глядя,
как набухает семя в борозде,
как тяжелеет плод… Когда от зноя
земля горит и трескается, —
так же у нас ладони трескаются, сударь!
А дождь пойдет – мы слушаем тревожно —
и молим про себя: «Шум, свежий шум,
не перейди в постукиванье града!..»
И если этот прыгающий стук
об наши подоконники раздастся, —
тогда, тогда мы затыкаем уши,
лицо в подушки прячем, – словно трусы
при перестрелке дальней! Да – немало
у нас тревог… Недавно вот, – на груше
червь завелся – большущий, в бородавках,
зеленый чорт! А то – холодной сыпью
тля облепит молоденькую ветвь…
Вот и крутись!
Прохожий
Зато какая гордость
для вас, какая радость, – получать
румяное, душистое спасибо
деревьев ваших!
Жена
Дедушка – вот тоже —
прилежно ждет каких‐то откровений,
прикладывая ухо то к коре,
то к лепестку… Мне кажется, – он верит,
что души мертвых в лилиях, в черешнях
потом живут.
Прохожий
Не прочь я был бы с ним
потолковать… люблю я этих нежных
юродивых…
Жена
Как погляжу на вас —
мне ваших лет не высчитать. Как будто
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Скитальцы. Пьесы 1918–1924 - Владимир Владимирович Набоков», после закрытия браузера.
