типа детские пеленки.
Нет, белого белья мы не видели. Нет.
Нет, ну конечно, мы во все это не верим по-настоящему. Но такая сложилась традиция: грот фей — это еще и грот краденых детей. Вот только поэтому, услышав истории о найденном в наших краях ребенке, мы тут же решили, что надо подняться к гроту.
Мы не смели вам рассказывать. Думали, что выставим себя на смех этими сказками. Рассудили, что стоит пойти и проверить самим. Надо признаться, мы с трудом решились на такой шаг, потому что легенда гласит: ни в коем случае не стоит пытаться забрать ребенка у фей, иначе на долину обрушится горе. Да, конечно, ребенка больше наверху не было, то есть мы бы его у фей не сперли, но все равно страшно от мысли, какой прием нам там готовится. Если вдруг в гроте осталась хоть одна фея.
Да, звучит глупо. Вам так кажется, потому что вы не местные, не сечете. А мы друг друга понимаем с полуслова.
В итоге этим делом занялась молодежь, у которой тоже весь этот страх перед феями вызывает только смех. К тому же они покрепче, половчее, умеют по скалам лазать. Туда наверх залезть — это вам не прогулочка. Не то чтобы долго, но нужна отвага. И экипировка. У молодежи все это есть. А мы снизу их направляли. Потому что надо местность знать. Сложно добраться до грота по отвесному склону. Ничего не видно, когда лезешь, причем снизу тоже. Надо знать, где грот. Мы их уберегли от уклонов слишком вправо или влево. Они поднимались по двое. Самые натренированные скалолазы. По тросу. Хотели проверить, нет ли там чего еще в гроте.
Ну, там нашли то же, что и вы потом, когда залезли. Всякий хлам, старую одежду, одеяла, немного посуды. Говорят, еду тоже. Что-то типа привала. Там точно кто-то был. А может, и не мимолетно, а прямо жил. Молодежь говорит, там нашли две лавочки — мелкие, словно детские. Сказали: вот оно, доказательство. В гроте наверняка жили дети, причем несколько, потому что у них даже были эти скамьи вроде школьных.
Те из нижнего мира
знают
что мы
феи
живем в гроте
прячемся.
Они знают
что мы
феи
все время
наблюдаем за ними
смотрим
слушаем
как они наказывают детям
остерегаться нас
фей.
Потому что
говорят они
мы крадем детей.
Мы
феи
крадем детей
говорят они.
Предупреждают детей
никогда
никогда-никогда
никто
не должен забирать
детей
украденных феями.
Никто
никогда
ни за что.
6
Хотите, чтобы я вам рассказал, как тут все у нас устроено? Ваши коллеги из местного участка еще не обрисовали всю картинку?
Да, да, я согласен дать вам свое видение происходящего. Короче, вот. Нас довольно много живет в долине. Мы называем это долиной, но на самом деле их тут несколько, которые начинаются в Сен-Марселе, а потом разбиваются о горы. Местные все общаются друг с другом, помогают, хорошо знают соседей, хотя здесь много приезжих. Все меняется: люди появляются, уматывают, снова съезжаются со всех концов света. Есть буржуи и дети улиц. Все смешалось. Кто угодно может приехать. С любым прошлым. Кстати, мы уже не знаем, кто откуда. Мы все становимся друг на друга похожи: то же поведение, те же шерстяные свитера, кожаные ботинки, взъерошенные волосы, дочерна загорелые лица. Так можно сбить со следа, спрятать от всех свои корни, слиться с толпой. Я, конечно, все это говорю, но это не значит, что мы в чем-то провинились, нет, просто стараемся избавиться от прошлого, связей с семьями. Но ваши коллеги уже в курсе всего, что я тут рассказываю. Они нас знают. Наблюдают за нами. Думаю, они вам примерно то же самое сообщат.
Это правда, Мариэтта уже давно в наших краях. Она тут жила, когда я переехал. Но никогда ни с кем не путалась. Сначала мы к ней ходили, предлагали присоединиться, приглашали на всякие мероприятия. Думаю, тут проблема в сыне — непросто наладить контакт при таком-то ребенке. Кроме того, они живут в самой глубине долины, то есть их дом — самый последний в той местности. Надо очень захотеть, чтобы к ним попасть. Так что после стольких приглашений впустую мы устали и сдались. Если хочет оставаться одна с сыном, если это вправду ее воля, мы не навязываемся. Мы оставили их в покое.
Да, по субботам она спускается на рынок. Но одна. Сын никогда с ней не появляется. У нее нет палатки — только рюкзак. Продает что под руку подвернется. Я, наверное, не должен вам об этом рассказывать, не очень умно с моей стороны, ну да ладно. Кстати, не уверен, что она вообще продает, больше меняет. Таким образом она делает покупки. Никого это не шокирует. Например, каждую субботу она берет у меня хлеб, а взамен дает сыр, если есть, а иногда и что-нибудь другое. У нее всегда что-то есть. Как только товар заканчивается, она уходит. Не остается, не выпивает с остальными. Просто возвращается домой, и мы снова видимся через неделю.
Мы зовем ее Мариэттой. Фамилии не знаю. Между собой мы зовем друг друга по имени или прозвищу. Она — Мариэтта. Одна такая в наших краях. Мы понимаем, о ком говорим.
Нет, на рынке я не заметил, чтобы ее поведение как-то изменилось. Она всегда выменивала примерно одни и те же товары, быстро уходила, выглядела скрытной. Нет, за последние годы ничего не изменилось. Я точно никогда не видел ее беременной. Она никогда не покупала чего-то, что выдало бы присутствие младенца или малолетнего ребенка. Нет, ничего. Мы понятия не имели, что у них там была девочка, до того как все началось. Как и для вас, для нас это новость. Мы не больше вашего знаем, откуда взялся ребенок. И чья она дочь. Говорят, что Мариэтты. Но в таком случае, кто отец — ума не приложу. С другой стороны, как ребенок добрался туда — нет, тоже понятия не имею.
У меня руки опустились от этой новости, хотя я всякое повидал тут у нас. Кто-то строит хижины на деревьях, кто-то в землю дом закапывает, кто-то даже зимой ходит с голыми ногами. Но чтобы ребенка годами
