жизнь. Я трижды повторяю продавщице свою просьбу, прежде чем она достает откуда-то сверху пыльный блок стиков. Товар, видимо, непопулярный.
– Только наличными, – говорит она при виде карты и смотрит на мою маску с черепами.
– У тебя не будет? – спрашиваю я Илью. – Завтра сниму и отдам.
Он делает круглые глаза и мотает головой:
– Тут вроде банкомат у входа…
Мы возвращаемся. Мне отчего-то не по себе. Может, все дело в том, что я надеялась на шопинг с тележкой, в которую положила бы круассаны к завтраку и что-нибудь вроде варенья из сосновых шишек. Там такие крошечные маленькие шишечки, когда опускаешь их в горячий чай, они становятся совсем мягкими, а на вкус как елка. «Для поддержания здоровья и хорошего настроения рекомендуем принимать варенье по одной столовой ложке три раза в день!» – со вкусом читал папа этикетку на баночке, прежде чем плюхнуть вишнево-шишечную массу в креманку. И уже оттуда мы принимали по одной, а потом еще по одной – до тех пор, пока не начинали скрести ложками по дну.
Все бы отдала сейчас за маленькую сосновую шишку. Ни про какой шопинг я, конечно, уже не думаю. Лампочка над банкоматом мелко моргает, но, по крайней мере, она здесь есть. Я достаю карту и вставляю ее в картоприемник. Илья продолжает наивно наблюдать за моими действиями. Я кое-как прикрываю кнопки рукой и ввожу ПИН-код: 2303. День и месяц рождения Марта. Снимаю пять тысяч с расчетом на то, что в ближайшее время другой такой возможности не представится. Телефон сообщает из рюкзака о списании. Деньги у меня есть: их ежемесячно перечисляет на эту самую карту семья, которая живет сейчас в нашей московской квартире. Вернее, теперь уже моей: я единственная наследница. Для поддержания здоровья и хорошего настроения рекомендуем не вспоминать о том, что сделала мама.
– Вот видишь, все в порядке! – заявляет рядом со мной жизнерадостный девчачий голос.
Я в панике поднимаю взгляд на Илью, но вижу не его.
– Ну что, пошли? – встряхивает кое-как подстриженным каре незнакомая девица, зачем-то напялившая одежду Ильи, а то и самого Илью. – Закроются же.
– Ты… – Еще никогда в жизни мне не было так страшно.
– Лол, – говорит уже Илья и двигает обратно к палатке. Я – за ним, не сводя с него глаз. – Чего уставилась?
С бешеным сердцебиением и уже не вполне понимая, что делаю, я забираю свой блок стиков, прячу его в рюкзак и очень, очень хочу на воздух.
– Илья?
Она загадочно улыбается и не отвечает. Поправляет волосы. Поводит плечом. Метаморфоза кошмарна своей молниеносностью: Илья не переодевается в платье, не красит глаза и не нахлобучивает – я пытаюсь сглотнуть, но нечего – парик. Его мимика, манеры, походка…
– Как ты это делаешь?
– У меня два голоса.
Мы наконец выходим на улицу. Я открываю и закрываю рот, будто задыхающаяся рыбка:
– У тебя – два тебя!
– Можно и так сказать. – Она отвешивает комичный поклон. Я пытаюсь втянуть шею в воротник куртки.
К нам семенит маленькая женщина с картонкой в руках – до этого она топталась возле дверей кавказского ресторана. На картонку наклеен лист бумаги с напечатанным на нем черно-белым портретом. Ниже крупно написано: «ЯНА». Черный крестик, молитва.
– Девочки! – говорит попрошайка. – Девочки!
Она тоже видит перед собой двух девочек, хотя у меня при первой встрече с Ильей никаких сомнений в его гендере не возникло.
Я достаю и не глядя протягиваю ей двухсотрублевую купюру. Илья смотрит на нас и умильно улыбается.
– Перестань, пожалуйста. Это выглядит… странно.
Это выглядит как чертово расстройство личности.
– Джону нравится.
– А мне – нет!
Некоторое время мы идем молча. Я тщетно пытаюсь уложить увиденное в голове. Пока что там уйма вопросов, один идиотичнее другого. Наконец я выбираю, как мне кажется, максимально корректный:
– Ты где-то этому учился? Театральный кружок? Может, что-то цирковое?
– Не-а. Я всегда таким был.
Мальчик-девочка. Я вспоминаю все, что знаю о людях-андрогинах, театральном амплуа травести и, наконец, гендерфлюидности. Знаю почти ничего.
– Прости, – мямлю я, отчаянно сожалея, что не слишком компетентна. – Если не секрет, кто тебе нравится? В смысле… Если неприятно, можешь не отвечать.
– Нравится твой запах.
– Извини.
Я судорожно оглядываюсь по сторонам в поисках ориентиров и понимаю, что их нет. Слева дорога, за ней – череда гаражей, тусклые фонари, справа кусты, жилые дома, огоньки окон… Мне нужна остановка.
– Куда мы идем?
– А куда тебе надо?
Я с усилием вспоминаю:
– Электровозный проезд. Гляну по навигатору…
– Все, понял, – говорит уже точно он и тащит меня под арку. Сворачивать приходится довольно резко. К тому же Илья ускоряется. – Тут покороче.
Наши шаги гулко звучат под сводом. Прямо над головой чьи-то окна. Дом-многоножка с сотней рассеянных глаз. Во двор мы выходим уже втроем. Справа от Ильи семенит неизвестно откуда взявшееся худенькое существо в куртке не по росту. Капюшон мешает мне разглядеть лицо. Они о чем-то быстро перешептываются.
– Сорян, – говорит Илья. – У меня дела. Тут уже близко. – Он неопределенно кивает в сторону пустыря и девятиэтажек за ним. – Туда и направо. Будет твоя остановка.
Даже тот факт, что я совершенно не представляю, куда идти, не мешает мне радоваться избавлению от его двуличной компании. Я кидаю прощальный взгляд на нашу внезапную спутницу – да, это девушка, и то ли фонарь слишком неудачно отбрасывает тень, то ли половина ее лица – сплошной синяк.
Сделав несколько робких шагов, я оглядываюсь: две тощие черные фигуры, короткая и длинная, неподвижно стоят под фонарем. Если бы сейчас они подняли руки и дружно помахали мне вслед, я поставила бы на своем рассудке крест.
«Яндекс. Карты» показывают, что никакой остановки поблизости нет. Я смутно вспоминаю фразу «по требованию» и цепляюсь за нее, потому что ничего более подходящего все равно не предвидится: ну конечно, здесь вполне может существовать остановка, о которой знают только краснокоммунарцы. И она где-то там, за пустотой пустыря и доминошками домов. В крайнем случае я всегда могу вернуться к колледжу и начать сначала.
Мимо стремглав проносятся мальчик и фокстерьер. На мгновение меня ослепляет свет фар – автомобиль въезжает во двор и останавливается. Такси, конечно! Выйду к дороге и просто вызову такси.
Но я не выхожу к дороге. Я не вызываю такси. Меня уже ждут. Ждут в узком проходе между домами: их трое, и то, что они ждут именно меня, становится ясно – в горле закипает паника с привкусом желудочного сока, – как только один из них хватает меня за рукав и подтаскивает к себе.
– Я все отдам, – говорю я, едва шевеля губами. Они меня узнали. Нет, они не могут меня узнать: я выгляжу теперь иначе, живу в другом городе, Красный Коммунар, Электровозный проезд, шестьдесят. Моя фамилия – Зарецкая. Я сама себя, вашу мать, не узнала бы.
Они не могут меня узнать, потому что у них нет глаз. В щелях между черными шапками и шарфами, закрывающими лица, – пустота.
Тот, что меня держит, протягивает руку.
– К-р-р-р, – говорит он.
– С-с-с-т, – соглашаются остальные.
Я кое-как стаскиваю с плеча рюкзак, и он тут же исчезает за одной из спин, но меня не отпускают.
– Больше ничего нет.
Я дергаюсь раз, другой. С треском выдираю серебристую ткань куртки из скрюченных пальцев. Они не пытаются сбежать с добычей. Стоят и смотрят, как бегу я. А я налетаю на женщину с продуктовой сумкой:
– Помогите, меня ограбили!
Ее рыбьи глаза пусты.
– Меня только что ограбили, помогите! Они там!
Парень в синей спецовке ускоряет шаг.
– Помо… Пожа…
Подпрыгивая на ухабах, меня огибает коляска с ребенком. Молодая мама невнятно ругается, а ее сын, свесившись набок, вдруг смотрит прямо на меня. Крошечное лицо с бессмысленно приоткрытым ртом удаляется.
Те, между домами, все еще чего-то ждут. Если бы сейчас они подняли руки и дружно помахали мне вслед.
Апрелев, тварь двоедушная!
Его нет ни под фонарем, ни около, нет и его избитой подружки, но я совершенно уверена, что они поблизости – потрошат мой рюкзак и делят на пятерых сдачу со стиков для айкоса, беспроводные наушники, тетрадь с конспектами, содержимое косметички. Телефон.
Твои голосовые сообщения – пошел мужик в лес на охоту, никакого вещества не принес, – дурацкие селфи, – только сказку – наши лихорадочные диалоги обо всем, что мы видели и пытались понять, – с очень дурным концом. То немногое, что от тебя осталось.
Я прячу руки в карманы и нащупываю прямоугольник банковской карты. Забыла убрать
