пока не съела всех его обитателей. Тогда Д’Актиль предложил сделку: он кормит это чудовище, а аспидохелон служит ему… островом. — Тут Старик крякнул, и непонятно было, что этот звук должен был выразить: крайнее неодобрение или невольное признание того, что сделка была и вправду удачной. Усевшись в кресло во главе стола, он продолжал:
— Условие было таким: не разводить костров. Но тут, понимаешь, Хо Рей подрастал… Я воспитывал моего мальчика (тут Старик с нежностью посмотрел на внука), пока его отец ездил по заграницам и доводил там своё волшебное мастерство до совершенства. Ну и отправился я с внуком побродить по острову, отвлёкся чуть-чуть — а внук возьми да разведи огонь… Что тут началось! Землетрясение, деревья падают, всё рушится… — Тут Старик замолчал. Рей продолжил рассказ:
— Отец в порыве гнева наказал меня, наложил заклятье, так что я стал медведем. Уж не знаю, как ему удалось умиротворить аспидохелона, но в тот раз всё обошлось, и остров остался на месте.
— Жена моего сына, прекрасная Лира… — Старик воззрился на большой портрет красивой женщины, который висел над очагом. — Лира всегда пробуждала добрые чувства, у неё было большое сердце, и оно не выдержало, когда её сын превратился в медведя, и… остановилось. Тогда и я ушёл с этого проклятого острова, — продолжал Старик, — и придумал моему злому сыну Д’Актилю прозвище Синепуп, видите теперь, каким оно стало популярным! Как раз тот случай, когда произведение известнее своего автора. Ох и разозлило же это смешное прозвище моего сына, ведь он хотел быть таким грозным, устрашающим!.. Д’Актиль сам виноват, — Старик совсем разволновался. — Он ведь, когда решил учиться за границей, всё приговаривал: научусь волшебству, буду жить «сине кура», по-нашему значит «без забот». Хотел быть «сине кура», а стал Синепупом! Но всё равно его все боятся, и не зря: в гневе даже сына не пожалел, — шутка ли — превратить своего ребёнка в медведя!..
Анна-Мария не выдержала и спросила:
— Если Ваш внук Хо Рей, сын Д’Актиль, Вас, вероятно, зовут Ямб?
— Ямбус, если позволите, — с достоинством ответил Старик, вставая и кланяясь.
— О! — только и произнесла Анна-Мария. Остановив взгляд на портрете красавицы с такими же, как у Рея, глазами, она вдруг резко встала из-за стола:
— Благодарю за помощь, но мне нужно спешить к матери.
— Дубровникам не о чем волноваться, — глухо отозвался Ямбус, и вновь стал похож на того отшельника, каким она впервые его увидела, — харадр прилетал к Елене и предсказал выздоровление.
— Наверное, харадр знает, что спасение приближается! — звонко воскликнула Анна-Мария, забыв о том, что путешествует в мужском образе. Она уже собиралась попрощаться и уйти, когда Рей, церемонно отвесив поклон, сказал:
— Почту за честь сопровождать наследника рода Дубровников к землям Лесогорья!
Анна-Мария, приняв столь же церемонный вид, с достоинством кивнула и ответствовала:
— Благодарю Вас, доблестный Хо Рей. Честь взаимна!
Юноша придал своей шевелюре первозданно непослушный вид и, усмехнувшись, добавил:
— Просто Рей, если позволите.
Путники вышли из гостеприимного дома, помахали Ямбусу на прощанье и скрылись в лесной чаще. Ямбус долго стоял и смотрел им вслед. Потом он улыбнулся своим мыслям и пробормотал:
— Как будто я сразу не догадался, что это её волосы. Незачем было так кричать, я же не глухой.
Рей и Анна-Мария шли весь день, но до границы с Лесогорьем было ещё далеко. И когда сумерки сгустились, путники решили устроить привал и заночевать в лесу. Анна-Мария развела огонь, а Рей принёс лапник — нижние ветви елей, чтобы устроить навес. Впрочем, небо было ясное и дождя не ожидалось. Анна-Мария напустила на себя суровый вид и предпочитала помалкивать, чтобы не выдать свою тайну. Она и думать не хотела о насмешках, которыми бы её наградил бывший медведь, узнай он, что она не молодой князь, а всего-навсего девчонка… А если он увидит её волосы, спрятанные в наволочке? Да он просто проходу ей не даст своими шуточками… Когда такие мысли приходили ей в голову, она невольно заливалась краской; тогда Анна-Мария поглубже пряталась под навесом, чтобы её спутник ничего не заметил.
Рей, напротив, выглядел очень довольным, можно сказать, он по-настоящему развеселился — это Анна-Мария ясно видела по озорным искоркам, вспыхивавшим в его глазах. Но, видя её настрой, он предпочитал не затевать разговор. Так, молча, они шли; молча устроились на ночлег с противоположных сторон от костра, а проснувшись, засы́пали землёй тлеющие угли, попили родниковой воды и пошли дальше.
Наконец, сквозь деревья Анна-Мария увидела знакомую вершину горы Тум-Тум, за которой, он знала это, будет милый её сердцу Златокрин. Внезапный шелест нарушил тишину, и вот — перед ними Аквиль, расправил крылья в вежливом поклоне.
— Рад видеть Вас в родном краю, госпожа!..
Анна-Мария вспыхнула и не знала, куда девать глаза от воцарившейся неловкости:
— Благородный Аквиль, зачем Вы…
Смех Рея сделал ненужными любые дальнейшие попытки скрывать правду:
— Простите меня, княжна, за этот неподобающий смех, — произнёс он, слегка поклонившись Анне-Марии (куда только делась вся церемонность?!), — но у Вас не было шансов сохранить Вашу тайну. Во-первых, я знал заклятье Синепупа, оно было жестоким и почти безнадёжным: медведя могла расколдовать лишь девушка княжеского рода, и только с помощью невидимых плодов. Во-вторых, я прекрасно знаю, что в Лесогорье нет наследника, а только наследница. Прекрасная наследница, — добавил он, снова подмигнув княжне. Анна-Мария по-настоящему растерялась от такого неожиданного разоблачения; на помощь пришёл верный Аквиль, сменивший тему беседы:
— Ваша семья так долго и безрезультатно искала Вас, Ваша светлость! Только когда прилетел харадр и дал всем надежду на исцеление Её светлости княгини, Ваш отец немного успокоился. Он ждёт Вас, пожалуйста, поспешите. Индиго, выйди к нам! — возвысил Аквиль свой голос. Откуда ни возьмись появился инорог. Он склонил голову и произнёс:
— Я могу взять только одного седока. Я не так силён, как Змееед. — Индиго покосился на Рея. — Вам, доблестный Хо Рей, придётся идти пешком.
Рей оглядел мощный корпус инорога и усмехнулся его словам. Впрочем, он вежливо отвечал:
— Прогулка по вашему сказочному краю доставит мне удовольствие. А княжне надо спешить. Поезжайте! — он обращался уже к Анне-Марии и, как тогда, на мосту, он слегка подтолкнул
