все равно. Да и ей тоже. Лейда — это не ее имя. Никто из таких, как я, не знает подлинных имен этих девочек. Да и не нужно. Закончится контракт, они вернутся на материк с большими деньгами, а значит, с обеспеченной судьбой. Никто не узнает, чем они занимались и где. Потом вместо Лейды приедет другая.
Машина круто петляла между обрывами. Она то выскакивала, казалось, на самую большую высоту среди гор, то опять проваливалась на дно мрачного ущелья.
Иван Андреевич не смотрел на Жака.
— Осуждайте! — потешался Жак. — Вы действительно наивны, господин профессор, а потому, возможно, еще бываете счастливым. А в чем счастье? Многие из умников видят его в карьере. В материальном благополучии... Точнее — в богатстве! Ну, это глупцы, если им ничто другое не понятно. Еще — в радостях жизни... Вот это ближе к истине.
«Эх ты, соловушка...» — думал Иван Андреевич.
3
Машина остановилась у огромной дыры — зияющего чернотой туннеля. Проезд по туннелю уже внутри, в сумрачной темноте, загораживали массивные автоматические ворота.
Жак поднялся по узким ступенькам в игрушечный теремок, что прилип на скалистом выступе над проколом в горе, — пошел оформлять пропуск. Иван Андреевич стоял недалеко от машины и осматривал окрестности.
Блеклые травы, пережженные солнцем на гористом уклоне, дурманили не вовремя и навевали ненужные воспоминания. Их сухой настой был близок к запаху чебреца на раскаленном песке, когда Иван Андреевич с Марией и Артемкой проводили целый месяц на Хопре. Помнится, в тот год лето было засушливым. В деревне рано начали солить огурцы — спешили, пока жара окончательно не спалила зеленые плети, пока было что солить; на осенние, самые твердые последыши, самые душистые и пригожие в зиму, уже не было надежд. Искусственно как ни поливай, а все равно уже не то, что кормилец дождь... Всею семьей ходили в лес и на песчаных плешинах собирали чебрец. Без него бабушка — мать Ивана Андреевича — не хотела и слышать о засолке. Чебрец был колючим, сухим и, казалось, безжизненным. В доме все уголки заполнились запахом жаркого леса, и бабушка, улыбаясь светло, шептала только для себя:
— Благодать-то какая...
А здесь — горы, горы... То с рыжими от высохшей травы склонами, то с отвесными стенами, синевато-серыми, вкось исполосованными слоями, то с черными обвислыми потеками, оставшимися от сезона дождей. Ни одна гора не походила на другую. Слева кипело когда-то каменистое нутро земли и перехлестывало через выгнутый край невидимой миру посудины. Так и застыло все вспененными, почерневшими наплывами, обрамленными плотной окалиной.
Резкие всплески гор постепенно успокаивались. За узкой прорезью ущелья уже набирала силу другая гора. Широкая, приглаженная ветрами, она упрямо уходила ввысь, оставляя внизу взбудораженную и навечно окаменевшую соседку.
Далее тянулась гигантская пила — острые зубцы повернуты вверх кривыми, со щербинами, остриями. Ее зубцы то выступали из общего ряда гор, будто посмотреть, что же творится по сторонам, то уходили внутрь рвано окаймленного застывшей цепью круга.
«Потухший вулкан, — понял Иван Андреевич. — А там, — он глянул на запертые ворота, — внутри, наверно, кратер. Надо же приспособить...» Эта мысль породила недоумение. Кратер, скорее всего, подошел бы физикам для работы с большими энергиями — безопасно для окружающих. Но для биологических исследований, для медицины... Как же без лабораторий, исследовательских институтов? Нужен город, где все под руками, а не голый кратер, хотя это и экзотично. «Но я ничего не видел еще, — прервал сомнения Иван Андреевич. — Может быть, у них есть все. Какова проблема, что разрабатывают, к ней и подбирают материальную базу».
Вернулся Жак. Он держался отчужденно. Показал Ивану Андреевичу на туннель, дескать, можно идти, и сунул в карман пиджака два блестящих жетона, похожих на плоские, квадратной формы, наручные часы.
— А машина? — спросил Иван Андреевич.
— Нельзя. Загрязнит воздух. На машине въезжать не разрешают. — И, будто не имея никакого отношения к гостю, Жак направился к воротам.
Они остановились перед угрюмой стеной из ровного, без болтов и заклепок, металла, без обычных полос посередине, обозначавших створ. Серую массу словно когда-то давно влили глубоко в длинную щель и хорошо по отвесу разгладили — так плотно получилось, что не заметить, где же темный вулканический камень переходит в эту преградившую путь стену.
Жак посмотрел на профессора: «Вот так, голубчик...» Многозначительным и недобрым почудился Ивану Андреевичу его взгляд.
Под ногами, а точнее, под дорожным бетоном грузно заклокотало. Звук усиливался. Иван Андреевич уже с опаской оглядывал и ровную твердь бетона, и массивную преграду перед собой, и источавшие глубокий холод, нацеленные вниз, на головы, влажные камни свода. Замер даже, когда за спиной, у входа в туннель, загудело и гулко отозвалось под сводами. Оглянулся — шофер разворачивал машину в обратный путь.
Дрогнула металлическая стена. Она словно отодралась от дороги и медленно поползла вверх, выше, выше, вонзаясь в невидимую щель и передавая по туннелю зыбко гудящую напряженность от управляющего ею механизма. С такою же напряженностью дрожало и клокотало уже позади, когда Иван Андреевич и Жак переступили щель, темную и пустую, на шаг шириной, маслянисто перечеркнувшую дорогу. Ворота опускались.
Под темными сводами навстречу яркому овалу дневного света шли они, каждый по своей стороне прохода: Жак — слева, Иван Андреевич — справа. «Будто незнакомые», — отметил Иван Андреевич. У конца туннеля Жак решительно остановил его. Оказалось, что и здесь стена, только из прозрачного материала.
Жак подошел к невысокой, по пояс, колонке, сиротливо выглядывавшей углом из-за ржавого скола каменного монолита у самого выхода. В его руках блеснул жетон, и колонка проглотила его; второй жетон был опущен спустя некоторое время. Он поторчал, отражая искристый лучик на пологой выпуклости колонки, и бесшумно исчез.
— Автомат, — сухо кивнул Жак. — Войдем друг за другом.
Прозрачная стена расползлась в разные стороны, сразу пахнуло свежим воздухом, будто рядом море, будто можно услышать всплески живых волн, свист ветра в прибрежной траве и ощутить радость простора. Но никакого моря не было...
Да, это — кратер. И то, что не ошибся, когда раздумывал в ожидании прохода через туннель, помогло сейчас Ивану Андреевичу избавиться от возникшей робости. Значит, он верно определил, для чего используется этот подарок природы. Огромная впадина надежно опоясана естественными горами. Никаких вмешательств извне. Ставь опыты, исследуй. Но физикам все же подходило бы больше...
Над всей вдавленной в землю пустотой выгнуто отсвечивал под солнцем прозрачный купол, будто выросший
