и Нэж вообще-то давно должен быть королём… В общем, сложила два и два. И так мне захотелось королеву в дуб превратить, что мочи терпеть не стало!
Но матушка перебила мои мысли. Она повернулась к Нэжу — он в ответ изящно поклонился. И произнесла:
— Принц Нэж, моя дочь предлагает вам свою руку.
— И сердце, — вставила я. — Корону тоже, — и тише добавила: — и вообще я вся твоя.
— Ваше Величество, — подала голос королева Ивэра, — Нэж мой единственный наследник. Ивэр не может…
Мама вскинула брови и прибавила:
— Конечно, в качестве свадебного подарка, Полесье обеспечит Ивэру беспошлинную торговлю на своей территории…
Я поняла, что сейчас они будут торговаться — и так ясно, чем всё кончится, — встала, подала Нэжу руку, и мы вдвоём вернулись в бальную залу. Ко мне тут же, как мотыльки на свет, кинулась парочка «перспективных баронов».
— Ваше Высочество…
— Удостоите ли честью…
— Увы, — поправляя ритуальную вуаль, отозвалась я, — меня уже пригласили, — и потянула Нэжа к танцующим. Хвала богам, он не упирался.
Ох и смотрели на нас… причём, если бы на меня. Тайна какая-то при этом дворе, ох, чувствую, посильнее моего дара.
— Принц, значит?
— На месте твоей матушки, я бы тебя связал и отправил домой в закрытой карете, — отозвался Нэж, аккуратно, почти невесомо прикасаясь ко мне и ведя по кругу — за остальными парами.
Я надула губки — он что, злится?
— Корона Полесья тебя не прельщает? — всех прельщает, а его нет?! — Ну посмотри же на меня!
Лучше б не смотрел. Злой мой, снежный… принц.
— Анита, заблудившаяся принцесса — это мило. Даже принцесса в сорочке в лесу — это странно, но терпимо. Но зачем ты суёшь нос куда не просят?
— А куда не просят? — вскинула брови я. У-у-у, злой какой! Ледяной мой принц. — Что я такого сделала? Всего лишь предложила тебе разделить со мной трон. Заметь, не постель, а только трон. Ты будешь последним идиотом, если откажешься.
Он дёрнул уголком губ — и больше на меня не смотрел.
— Я не люблю тебя, Анита.
Это я уже поняла… Но как? Такую меня? Умницу, красавицу, даже деревья выращивать умею. И приданое у меня не какое-нибудь — а трон! Не любит? Меня?!
— Ничего, стерпится-слюбится, — бросила я, позволяя ему меня закружить. — Вот увидишь, матушка с твоей мачехой хорошо сторгуются — и отправят тебя ко мне при всём параде. Ещё и бантиком сверху обвяжут, чтобы красиво было.
— Бесполезно просить тебя одуматься, принцесса?
— Да, мой принц.
Он покачал головой — и поклонился мне в последней фигуре танца.
— И не лги, я не могу тебе настолько не нравиться, — быстро произнесла я, пока он целовал мою руку.
— А если я скажу, что у меня уже есть возлюбленная?
— Нет!
Он усмехнулся — и под надрывающиеся трубы и голос церемониймейстера повёл меня к трону — к матушке и ивэрской королеве.
* * *
Не было у него никакой возлюбленной — я все деревья в саду опросила перед отъездом. Не было, пусть не лжёт!
Зато у ивэрской королевы имелось странное зеркало. Она в него смотрелась по пять раз за день и даже разговаривала при этом. И якобы зеркало ей отвечало. Тут деревья были невнятны, ибо делала это королева в закрытой комнате без окон и цветочками декоративными её не украсила. Так что сад тоже, как и я, собирал слухи.
Я отмела мысли о зеркале — ну мало ли, какие у человека странности?
А Нэж со мной не общался. Ну, кроме церемониального «Да, принцесса — нет, принцесса». Очень собранный, ледяной просто — но как хорош в бархатном тёмно-синем камзоле с серебряной оторочкой. Я как его на следующей день после бала в таком костюме увидала — просто заново влюбилась. Оттого его холодность была — просто нож по сердцу. И что я сделала, чем заслужила? Не понимаю.
С мачехой у Нэжа отношения были напряжённые. Ивэрская королева глядела на пасынка не иначе как с ненавистью — да с такой, что я начинала бояться, что стоит мне уехать, она его отравит. Наплюёт на выгодный договор, который маменька ей предложила, и отравит.
В общем, мучилась я от нехорошего предчувствия.
— Маменька, а давай мы Нэжа с собой заберём? — канючила я, глядя, как матушку убирают горничные. Маме, как королеве — то есть лицу нашего Полесья — одеваться приходилось пышнее и много дольше, чем мне.
— Анита, не говори глупости. Есть церемониал, этикет — Принц Нэж приедет к нам не раньше, чем через месяц.
Я кивала, понимая, что она права. Но уезжать вот так всё равно не хотелось.
А когда мы прощались — тоже очень церемониально, у парадного подъезда — ещё страшнее стало. Так ивэрская королева на Нэжа и меня смотрела…
Нэж наклонился поцеловать мне руку — снова; и я, не выдержав, схватила его за плечи, притянула к себе и шепнула на ухо:
— Едем со мной. Пожалуйста, согласись! Я не хочу оставлять тебя здесь. Я боюсь!
— Что вы, принцесса, успеете ещё увидеть меня в бантиках, — он отодвинулся, поймал мой взгляд, нахмурился. И слабо улыбнулся: — Не бойся, Анита. Всё будет хорошо.
Я сжала его руки, не давая отойти.
— Обещаешь?
Он кивнул — всё с той же слабой, тихой улыбкой. И, глянув на меня напоследок, с наигранным весельем сказал:
— Не ходи больше по ночам в лес, принцесса.
— Грубиян.
Снова догорало раненое солнце, и тучи, тяжёлые сизые тучи укрывали заснувшее небо, а метель засыпала Ивэр снегом. Я смотрела из окна, как в который уже раз Нэж остаётся в зимней ночи — и так тоскливо мне никогда ещё не было.
— Хороший мальчик, — рассуждала мама, думая, наверное, меня взбодрить. — Красивый — понимаю, что тебя привлекло. Но и умный тоже. А какие перспективы открывает ваше замужество, Анита — наконец-то от тебя хоть какая-то польза в политике.
Политика, трон, снова политика… Я молчала — и на второй день дороги забеспокоившаяся мама приказала кортежу повернуть на быструю дорогу через лес. Она решила, что мне плохо без деревьев — до этого мы ехали через заснеженные поля, пустые и бескрайние, как Чистилище, о котором рассказывают священники…
Ночью, как раз перед туннелем через горы, откуда рукой подать до Полесья, мне приснился первый сон. Меня снова нашли утром в обнимку с деревом — и мама, разволновавшись всерьёз, послала гонца за лекарем.
Я ничего ей не рассказала. Сон, мираж — что о нём беспокоиться? Женские глупости, недостойные будущей королевы.
