— тихая, но такая красивая, что сердце защемило. Слов я не могла разобрать, но голос… Любая девушка влюбилась бы в один только голос этого странного менестреля. Почему я не слышала его на пиру в честь нашего с мамой прибытия? Я бы запомнила, точно бы запомнила, а потом обязательно пригласила бы в свои покои — чтобы сыграл только для меня. И если бы он не был совсем уж уродлив, я бы расплатилась не только золотом…
Забыв про холод — да про всё на свете забыв — я пошла на звук, увязая в сугробах, путаясь в заледеневшем подоле, цепляясь за бревенчатую стену конюшни…
Он что-то там делал с деревянными колышками, куда-то их прилаживал и напевал, тихонько, явно не для публики (которой всё равно не было), а чтобы работа шла веселее. И я замерла у стены конюшни, глядя на него — то ли из-за голоса, то ли это какая-то магия, но он был прекрасен. Наверное, самое красивое, что я когда-либо видела. Наш сердцеед герцог Роз, право слово, в подмётки ему не годился.
Я бы сама в его честь песню сложила, если бы боги одарили меня хоть каким-то даром складывать слова и выражать ими чувства. Но меня одарили другим, и сейчас я, вся такая одарённая, могла только стоять, открыв рот, как деревенская дурочка перед лордом… А ведь лордом он не был, вдруг поняла я. Конюх, наверняка. Куцый полушубок, простенькая рубашка под ним, подбитые мехом стёганые штаны — и прекрасная, снежно-белая кожа, и волосы, точно чёрное дерево, и лицо такое, что мои предки-эльфы бы обзавидовались…
Снег скрипнул у меня под ногами, совсем тихонько — но волшебство музыки исчезло. Юноша поднял голову, посмотрел на меня удивлённо — и я пропала, навсегда, в его тёмных глазах, в его губах, розовых, словно кровь на снегу… Пропала окончательно и бесповоротно. Остатки разума ещё кричали: «Конюх! Анита, матушка тебя убьёт!», но мне уже было всё равно. Он зачаровал меня, снежный мальчик, безо всякого заклинания.
— Принцесса? — оглядев меня любопытным взглядом, сказал он — и голос его был для меня сладчайшей музыкой. — Что вы здесь делаете?
Повисла тишина, потому что я смотрела на него, завороженная. А он смотрел на меня и ждал ответа.
— Я з-з-за…за-за-за… — выдавила я, краснея от смущения. Да что же, что же он со мной такое сделал? Я же с детства не краснела!
— Вы замёрзли, Ваше Высочество, — сказал он с сочувствующей улыбкой. И быстро огляделся. — Позвольте, я отведу вас к очагу.
Отведи меня хоть на край света… Я за тобой, тобой одним — куда скажешь…
Но очаг оказался очень даже кстати, пусть и в комнатушке конюха. Огонь — единственное, что давало свет, и густые тени скакали по стенам, а тишину разрушал только треск поленьев, фырканье коней и шелест оттаивающей ткани моего подола… Потому что я сидела тут одна! Этот… невоспитанный, нахальный прекрасный конюх натурально отвёл меня к очагу, развёл огонь и, заявив, что у него ещё осталась работа, ушёл возиться с колышками! Меня променял на колышки!! Я осталась, как… как… брошенная! Ну хоть в тепле…
Вот и оттаиваю потихоньку. И засыпаю тоже, потому что тепло, и я так устала…
Наверное, я и правда заснула, потому что он вдруг возник передо мной, словно из-под земли — с исходящей паром деревянной кружкой.
— Выпейте, Ваше Высочество. Согрейтесь.
Я взяла у него кружку и попробовала — молоко с мёдом и пряностями. Божественно!
— Спасибо, — он кивнул и принялся складывать поленья в углу аккуратной стопкой. — Почему ты решил, что я принцесса? Я всего лишь фрейлина Её Величества…
Он обернулся и сверкнул улыбкой.
— Вы принцесса Анита из Полесья, — и добавил: — Вас сложно не узнать.
Хмурясь, я смотрела на него. Сложно — он прав, но где же мы виделись? Может, он был среди встречающих нас горожан? Я тогда из окна выглядывала, и без вуали… А может, где-нибудь во дворце, где я сегодня ещё не проходила, висит мой портрет? Но что делать конюху во дворце?
Я не стала спорить — и он вернулся к дровам, отвернувшись от меня.
— Как тебя зовут? — выдохнула я между глотками, разглядывая его затылок.
Он снова обернулся.
— Нэж.
Я поймала его взгляд.
— Нэж — как нежность?
— Как снег, — покачал головой он. — Моя мать была из Фрэнсии.
— Далековато, — я грела руки о кружку и смотрела на него. — Спасибо, Нэж, что позаботился обо мне. Я заблудилась, — и в голос слёз бы ещё добавить, чтобы он меня пожалел.
— Я отведу вас к парадному входу, — пообещал он. — Там вы точно не заблудитесь.
— А может, я лучше тут останусь? — игриво протянула я, глядя на него поверх кружки.
Нэж посмотрел в ответ — на этот раз удивлённо.
— Сомневаюсь, госпожа, что это будет удобно.
— О, будет, — томно откликнулась я. — А если мне станет холодно, ты же согреешь меня, Нэж?
И повисла тишина, пока он соображал, что ему предложили, а я… Я предвкушала. Потому что он неминуемо согласится. Я красивая и я принцесса. Красавицам и принцессам не отказывают.
— Я лучше отведу вас во дворец, Ваше Высочество. Там вам точно будет теплее.
Кружка дрогнула в моей руке. Это что же… я ему не нравлюсь? Всем нравлюсь — а ему нет?! Я что… Он думает, что лучше меня? Что раз он красив, то ему всё можно?! Я же принцесса!
Медленно, чувственно, чтобы понял, от чего отказывается, я поставила кружку на пол, встала, поправила подол, накидку. И надменно произнесла:
— Отведи.
Он проводил меня до парадного крыльца, ярко освещённого факелами и покрытого ковровой дорожкой с замёрзшими лепестками роз — ещё не успели убрать с нашего приезда. Улыбнулся: «Не теряйтесь больше, Анита» — и остался там, среди снега и метели в стремительно густеющем сумраке зимней ночи… Ледяной, неприступный мальчик…
Там — и в моих снах тоже.
* * *
Вот так я и оказалась, не выспавшаяся, в местном лесу. Нет, этот лес был нормальным, он столицу окружал с незапамятных времён, а не как только я приехала. Так что невиноватая я. Вот.
Просто благодаря эльфийской родне, которая благополучно уже лет триста как закрылась в своих холмах и фугу там отплясывает, я могу приручать растения. Они ко мне тянутся, они растут по моему зову… Из горшков, вон, выходят, обидчиков моих наказывают. Удобно. На самом деле, этот дар в моём роду испокон веку, но все говорят, что во мне
