он особенно силён. И оттого от меня ждут великих дел. Но пока дождались только лес на дворцовой площади. А что — я молодая ещё, я потом делами займусь, к старости. А пока — не время ли веселиться?
Но настоящий, старый лес меня тянет — и однажды во сне я, аки сомнамбула, прошлёпала босая, в сорочке, пол-ивэрского дворца на конюшню, во сне же оседлала лошадь… и проснулась потом в заснеженной чаще. Декорации — наш столичный театр обзавидуется: ночь, полная луна на чёрном небе, снег под её светом серебрится, деревья вокруг, как чёрные тени изломанные… И волчий вой. Ну да, и я в сорочке. Босиком. На лошади. В этом месте приличествует сниженная городская лексика (как та, которую герцог Эрик в битве с апельсином использовал), но мне её знать не положено. Так что сделаем-ка лучше паузу…
Деревья воспринимали волков как продолжение леса, поэтому, когда я мысленно попросила их защитить меня, они «не поняли». А когда, понукая коня, попыталась ускакать, заступили тропу. Я отлично знала, что никуда меня не отпустят — я для этого леса, как выпрошенное у мамы мороженое. Пока не распробует, не насытится — не успокоится.
Волки приближались. Три пары блестящих в лунном свете глаз уставились на меня из-за деревьев. Да чтоб вас всех… Ускакать не смогу, уйти не смогу — только если кто-то из тех, кого лес считает своим, выведет.
Когда волки, окружив, бросились на меня с трёх сторон, я сделала единственно возможное — сиганула с лошади на дерево. Да, кобылу было жалко. Но себя жальче. И, хоть я отлично знала, что долго так на заледеневшей ветке не просижу, что лес вытянет из меня силу — или от холода закоченею и свалюсь прямо в пасть волкам — но всё же не прямо сейчас. Главное, панике не поддаваться.
Волки загрызли кобылу и с хлюпаньем и чавканьем принялись её пожирать. Я, скорчившись на ветке, давилась от тошноты и дрожала от холода. Вот попала, а! И ведь прозевали меня мамины гвардейцы — а должны охранять, должны. В смену караула я, что ли, «удачно» прошла?
— Помогите! — прохрипела я от отчаяния. Кому, бездна их забери, быть ночью в лесу? Только чокнутой принцессе из рода эльфов, которую убивает собственный же дар. Вот соседи-то посмеются, когда узнают… — Пом-м-мо-г-г-гите! Ау!
Один из волков оторвался от кобылы, поднял окровавленную морду и ощерился. Вот, всё, больше меня никто не услышит. Может, молитвы прочитать? Зря, что ли, матушка их в меня с детства вдалбливала. Она, правда, приговаривала, что это чтобы святоши заткнулись, но я же выучила. А вдруг тот свет и правда есть. Надо готовиться — скоро туда отбуду… А-а-а, я не хочу умира-а-а-ать!
Волки вдруг один за другим оторвались от кобылы. Принюхались, ощерились… И один, тот, кто первым шагнул к деревьям, упал со стрелой в горле.
Я оторопела. Неужели лес мне внял и научился делать стрелы?
Из темноты за деревьями вынырнула ещё одна тень, которую я тоже приняла за волчью — и сцепилась с одним из волков. Второго подбила вторая же стрела.
Пока внизу барахтались, рычали и катались, я завороженно наблюдала, а из-за деревьев вышел человек с луком наизготовку, прицелился — и меховой рычащий клубок, взвизгнув, разлепился.
Нет, это была собака. С такой умильной мордой — точно собака. И хвост очень пушистый. Вон, как своему хозяину радуется. А тот опустил лук, погладил пса и огляделся.
Уф, меня спасли…
— Эй! Ув-в-важаемый, — прохрипела я. — Я т-т-тут!
Он наконец-то поднял голову. Лунный свет красиво оттенял его светлую кожу и сверкал в тёмных глазах, совершенных, ну точно звёзды. Я на мгновение решила даже, что он мне снова снится.
— Принцесса? Что вы тут делаете?
Ха, ну я же не спрашиваю, что делает конюх ночью в лесу!
— С-с-сижу. Сн-н-ним-м-ми м-меня, п-п-пожалуйста!
Он распахнул объятья.
— Прыгайте.
И я прыгнула. И не посмотрела на то, что высоко, даже не задумалась — знала же, что поймает. Он и поймал.
— Т-т-ты м-м-мой г-г-герой.
Он усмехнулся, снял полушубок, укутал меня.
— Перебирайтесь мне на спину, принцесса. Я провожу вас во дворец. Снова, — тихо добавил он.
— Т-т-ты с ума сошёл, з-замёрзнешь же, — в одной рубашке-то! Но полушубок я всё равно отдавать не спешила. — И в-в-вообще, я т-т-тяжёлая.
— Тут недалеко.
— В-в-сё равно…
Он перекинул меня себе за спину — и мне ничего не оставалось, как обнять его шею. Что там мама говорила про принятие решений? Этот точно за меня примет, если надо. Только мне почему-то не кажется, что это плохо…
Шёл он, кстати, легко. Значит, не только красивый, но и сильный. Это хорошее качество для консорта… Стоп, он же конюх… Хм, а что, пусть мама позабавится. Сказала же найти супруга — я и нашла…
— Нэж, — я согрелась, зубы стучать перестали. — Приходи на бал, а? Я приглашаю.
Собака бежала с нами рядом — мглистой тенью. И деревья расступались — значит, Нэж частый гость в лесу. Забавно, зачем это конюху?
— Я не могу, принцесса, — просто сказал он, и я грустно вздохнула. И стоило бы промолчать, но любопытство пересилило:
— А что ты делал ночью в лесу?
Он не стал спрашивать: «А вы?». Он просто ответил:
— Искал гномьи тропы. Друг-охотник попросил. Сам не смог, а ему перед королевой завтра отчитываться…
Ага, лежит, поди, пьяный в зюзю в трактире, охотник твой.
— У вас водятся гномы?
— С некоторых пор. Королева недовольна и наверняка прикажет их прогнать.
Да, да, все прогоняют гномов. У этого племени есть нездоровая черта махать кирками почём зря и добывать алмазы. На чужой земле, что суверенами этой земли (логично) почитается воровством. Но гномам это не объяснишь. Так что легче их прогнать, пока какую-нибудь алмазную жилу не «выпили» досуха. В Ивэре, окружённом горами, гномам раздолье…
— И часто с вами так?
Я почти задремала у него на спине. Хм, а он даже шаг не сбавил и с дыхания не сбился. Силён…
— Как? В лесу в одной сорочке?
Он тихо рассмеялся.
— Бывает. С моим-то лесом я давно договорилась. И потом, я живу с ним рядом, он от меня, наверное, уже устал. А ваш… я для него, как конфета.
Нэж усмехнулся, но промолчал. А я украдкой зарылась носом в его волосы. Божественно! Я хочу всю жизнь так делать. Нэж, стань моим мужем!
— Можно спросить?
— Конечно, Ваше Высочество.
— Чем я тебе не нравлюсь?
— Не нравитесь?
— Ну ты же не захотел, что я осталась
