Все тело просило об этом.
Павлов сжал кулаки, оттолкнулся ими от пола, встал, подошел к пулемету, прислонился к рамке прицела. Сначала в глазах прыгали и кувыркались вертлявые золотистые мушки.
«Это от удара, – подумал Павлов. – Сейчас пройдет».
Он на секунду закрыл глаза, а когда снова прильнул к прицелу, увидел фашистов. Они шли с автоматами на животах, шли медленно, уверенные в том, что на этот раз возьмут дом, стоящий как утес среди моря, – дом, на который смотрит весь мир. Впереди шел фашистский автоматчик с закатанными до локтей рукавами.
Павлов целился не торопясь. Он нажал спуск и стрелял, стрелял до тех пор, пока и эта атака не была отбита.
Отчаявшись взять дом на Пензенской атакой с земли, гитлеровцы попытались разбомбить его с воздуха. Днем сделать это мешали наши зенитчики. Тогда фашисты решили разбомбить этот дом под покровом ночи. Чтобы указать цель своим самолетам, гитлеровцы, засевшие против дома на Пензенской, стали пускать в сторону этого дома зеленые ракеты. Павлов не спал. Услышав гул тяжелых бомбардировщиков врага, он насторожился. Ближе, еще ближе… Сейчас они будут над самым домом. Что ж, достаточно одной бомбы, чтобы «прошить» – проткнуть, как иголкой, все четыре разрушенных этажа и уничтожить всех, кто в подвале.
Завидев первую зеленую ракету, Павлов немедленно выхватил ракетницу, похожую на большой пистолет, и выстрелил такой же зеленой ракетой в сторону домов, где засели фашисты… Еще и еще одну ракету выпустил он вслед за первой.
Самолеты врага рокотали над головой. А вот и визг падающей, разрезающей воздух бомбы. Невольно голова Пав лова вдавилась в плечи. Секунда… нет, доля секунды… Грохот. Снова удар воздушной волны, точно кто-то невидимый подхватил и отшвырнул Павлова изо всех сил. Опять – взрыв! Снова – взрыв! Сыпалась кирпичная пыль, на полу повернулся во сне солдат, но охнуло уже где-то подальше, еще и еще дальше…
Помогли-таки зеленые ракеты Павлова! Не ошибся и вражеский летчик. Он бомбил точно по цели, которую Павлов указал ему. В ту ночь фашисты бомбили своих. А на рассвете наше командование, как обычно, услышало позывные павловской рации:
«Я – „Маяк“! Я – „Маяк“! Я – „Маяк“!»
Нет, не уничтожили фашисты Павлова и его солдат! Они оставались в живых и продолжали оборону четырехэтажного дома на Пензенской.
Зато фашисты в ту ночь недосчитались многих своих солдат и офицеров.
Пятьдесят восемь дней и ночей гвардии сержант Яков Федотович Павлов и небольшая горсточка солдат удерживали в своих руках дом, хотя фашисты были от него всего в нескольких шагах. А незабываемым зимним утром, когда замолчали наши пушки и стало вдруг как-то особенно тихо, фашисты услышали возглас, который приводил их в трепет и смятение:
– За Родину! Вперед!
Наша армия, замкнувшая кольцо вокруг Сталинграда, перешла в решительное наступление. Вместе с нашими войсками вышли на бой солдаты полковника Кубанова и гарнизон дома на Пензенской улице – дома Павлова.
В Сталинграде шел бой – последний, решительный. В этом бою погиб смертью храбрых полковник Кубанов и тяжело был ранен сержант Яков Павлов. Не довелось Кубанову пойти со Светланой в игрушечный магазин, купить ей елочные украшения…
Фашисты сопротивлялись недолго. Кольцо наших войск сжималось все туже и туже. Бежать? И бежать фашистам было некуда. Тогда они стали бросать к своим ногам автоматы и пистолеты, сдавать нашим пушки и минометы, поднимая вверх руки:
– Сдаемся! Гитлер капут!
Вышла из полутемной землянки и Света. Поднявшись на последнюю ступеньку, которая вела из командного пункта, она зажмурилась и ладонью закрыла глаза. Яркое солнце ослепило Свету, проведшую почти два месяца в полутемном подвале.
Свыкшись со светом, девочка приоткрыла глаза, защитив их сверху рукой, как козырьком. По площади, там, где ползла Светина мама, теперь вели унылую колонну пленных фашистов. Лица их были землисто-серыми, одежда висела лохмотьями.
Когда по этой площади ползла Светина мама, прикрывая ее своим телом, здесь было сумрачно и туманно; теперь же – светло, солнечно, а воздух прозрачен и чист.
Солнце, казалось, вместе с нами радовалось победе. Оно ярко светило, снег искрился. Блестели и отливали всеми цветами радуги оплывшие, прозрачные, как леденцы, сосульки. Небо над городом сверкало голубизной.
Еще кое-где хлопали одиночные выстрелы. Но вскоре все смолкло: визг пикирующих самолетов, сухой треск автоматов, глухие удары пушек. Сразу же стало слышно, как чирикают воробьи, как шуршат гусеницами огромные тягачи, увозящие пушки. Где-то вдалеке заиграли на аккордеоне, и к землянке, возле которой стояла Света, донеслась песня.
Спустя несколько дней, когда совсем утих бой, солдат Иван Птаха пошел к четырехэтажному дому на Пензенской улице, со стороны которого ползла мать Светы. Он думал, что, может быть, здесь кто-нибудь знает об этой девочке и ее маме.
Солдат, которые встречались с той стороны Ивану Птахе, он останавливал одним и тем же вопросом:
– Ты не с того четырехэтажного?
– Нет.
– А кого-нибудь из тех, кто там был, не знаешь?
Нет, нелегко было найти павловца. Почти все герои – защитники этого дома – были ранены. Не удалось Птахе встретиться и с сержантом Павловым: тяжелораненого сержанта сразу же после освобождения Сталинграда отправили в тыл.
8
С каждым днем в Сталинграде становилось все меньше и меньше пушек и танков. Раненых увезли из города. Теперь Елена Крылова часто бывала свободна. Как-то, гуляя, она спускалась по крутому склону, держа за руку маленькую Светлану. Далеко-далеко до самой Волги раскинулся город из пустых кирпичных коробок. Вырванные с корнем многолетние деревья обгорелые лежали на земле.
– Я посижу, – сказала Светлана. Она села на черное дерево, копнула ботинком рыжую землю, подняла глаза на Крылову: – Тетя Лена, а я думала, что земля черная.
– Пойдем, Светочка, – сказала Крылова.
Теперь все свободное время она отдавала девочке. Каждая прогулка была для Светланы большой радостью. Ведь мир, который еще так недавно был ограничен для нее всего несколькими шагами землянки командного пункта, стал вдруг огромным, новым, необычным и очень интересным. С каждым днем на улицах Сталинграда появлялось все больше и больше женщин и детей. Разрушенные дома стали покрываться строительными лесами. Во всех районах города вытянули шеи огромные башенные краны. Население освобожденного города росло буквально с каждым часом. Город менялся очень быстро.
Но многое еще напоминало о войне, и Елена Крылова старалась сделать так, чтобы эти напоминания не причиняли боль Светлане, чтобы девочка не догадывалась, что есть в Сталинграде большие площади земли, порыжевшие от крови.
…Однажды Елена Крылова взяла с собой Светлану покататься на автомобиле. Этого в жизни Светы никогда еще не было. Она мчалась в открытом грузовике: улицы, стремительно расширяясь, набегали на нее, ветер бил в лицо, теребил волосы, омывал холодом и в то же время горячил щеки.
Светлана крепко держалась за тетю Лену, а та
