Магистрат Дворца Цилиня подкинул свой веер в воздух. Тот крутанулся, темнея и удлиняясь — и Инь Фэй, протянув руку, поймал бамбуковый посох.
— Так я не смогу на полную меру использовать твою силу, дружок, но зато посох подойдёт бродяге-заклинателю больше, чем веер, — сказал он и начал спуск в город.
Речные Земли потому и были названы речными, потому что были пронизаны сотнями речушек, больших и малых. Хоть стекали эти речки с мрачных Сумеречных Гор, холодное дыхание бесплодных вершин не касалось этих земель. Это был захолустный, но беспечный край, жители которого думали о невзгодах не больше, чем любимый ребёнок — о смерти.
Инь Фэй помнил Лотосовую Заводь беззаботной деревенькой. Сейчас она стала городом, окутанным скорбью и страхом; ведь дочь князя Ду была зверски убита и изуродована так, что в гроб её положили, закрыв лицо покрывалом. Князь Ду обезумел от горя и отказался погребать бедняжку, утверждая, что её душа по-прежнему бродит неподалёку и не желает успокаиваться, пока убийца не будет наказан. В пыточных князя уже сгинули все, кого он подозревал в преступлении — но князь не был удовлетворён, уверенный, что настоящий убийца избежал наказания.
Всё это Инь Фэй узнал, поговорив с бродягами, нищими и прочим сбродом, которые ютились в полусгоревшем доме у пристани Лотосовой Заводи; распитый совместно кувшин вина сразу сделал их лучшими друзьями.
— Совсем сумасшедший князь стал, — пожаловался их предводитель. — Оно, конечно, хорошо: помолился в храме за душу его дочки, тебе миску лапши дали… Да только что с этого толку, если завтра в застенки поволокут, потому что князю кто-то донесёт, что в день убийства ты проходил мимо дома его кровиночки?
Небо затянуло облаками, на улице начал крапать дождь. Нищие поспешили убраться под остатки уцелевшей крыши; Инь Фэй последовал их примеру, пожалев, что превратил свой веер в посох, а не зонтик.
— А может, в князя демон какой вселился? — спросил другой нищий. — Ты же заклинатель, изгони его!
— Как бы меня самого не изгнали пинками за ворота! — рассмеялся Фэй. — И это если мне сильно повезёт. Кстати, как у вас в округе с заклинателями, а?
— Ты же сам заклинатель, ты что, не знаешь? — пьяно усмехнулся нищий.
— Я не так давно спустился с гор, — напомнил Фэй. Вот почему ему так нравилось маскироваться под заклинателя: всем известно, что для совершенствования духа и тела нужно одиночество и горный воздух, а потому даосы любят спрятаться где-то в горах, спускаясь раз в пятьдесят лет. Это прекрасно объясняло, почему он не в курсе местных новостей и почему он суёт нос во все дела, связанные с чертовщиной.
— Ну, когда-то тут, говорят, царила школа Бессмертной Орхидеи. Сто лет назад. Но от неё ничего не осталось.
Это Фэй знал. Даже слишком хорошо.
— Но неужто никакая другая не пришла ей на смену? — спросил он. — Хотя бы одна из тех, что её уничтожили. Школа Белого Журавля, или Цикады, или Храмового Льва…
Школы заклинателей-даосов были разбросаны по всей Поднебесной. Некоторые были крошечными, другие владели землями и уделами, становясь равными князьям. Целью они ставили совершенствование тела и духа, обретение понимания изначального дао, силы, что пронизывает и связывает всё, и, как следствие, обретение бессмертия. На деле бессмертия достигали лишь единицы; способные, однако, получали долголетие и умение проделывать невероятные вещи вроде полётов на мечах или питания лишь солнечным светом.
Адские чиновники относились к последователям Пути, мягко говоря, смешанно. С одной стороны, каждый даос, достигший бессмертия, означал, что у Адской Канцелярии будет чуть меньше работы, да и разгулявшихся демонов даосы были способны усмирить самостоятельно. С другой — если разные школы и кланы даосов затеивали войну, то работы прибавлялось в разы: даосы не щадили ни друг друга, ни попавших под руку простецов, оставляя за собой след из озлобленных, искалеченных духов, ищущих мести. И это ещё не говоря о тех заклинателях, что практиковали «тёмный путь»…
— Журавли давно улетели к себе на озёра, а Цикады… Что они могут сделать? — пожал плечами нищий. Изношенное до лохмотьев ханьфу съехало с тощего плеча. — Они ж целители, не воины. Сидят в своём Благоухающем Саду….
— Пилюли могу дать, в рожу демону — нет, — сказал другой и пьяно рассмеялся.
Инь Фэй склонил голову, чувствуя, что его настроенье становится таким же мрачным, как небо над головой. Старая вина, гниющая рана в душе, заболела с новой силой. Ему пришло в голову, что именно эту цель преследовала Цун Мин, отправляя Инь Фэя в Речные Земли: заставить его вспомнить прошлое, которое он предпочёл бы забыть. По-женски изощрённая месть.
Из размышлений его вырвало собачье рычание. В их укрытие заглядывал здоровый чёрный пёс; его кудлатая шерсть мокро блестела. Он скалил зубы, недружелюбно глядя на Инь Фэя. Как странно!
— Э? Пёсик? Я тебе чем-то не нравлюсь? — удивлённо сказал Фэй, глядя собаке в глаза. Не похоже, чтобы пёс был испуган; он был именно что разозлён, напряжён…. Но почему тогда не кинулся?
На чёрный загривок собаки легла белая рука. Фэй перевёл расширившиеся глаза на её обладателя: незнакомец в потрёпанных тёмных одеждах и соломенной шляпе, по которой стекала вода. С краёв шляпы свисала тёмная вуаль, тоже мокрая наквозь из-за дождя; незнакомец отвёл её в сторону, открывая лицо юноши, бледное, осунувшееся и безнадёжно мрачное. При взгляде на него казалось, что этот человек вообще не умеет улыбаться, а при долгом взгляде — что ты сейчас разучишься улыбаться сам.
Тем не менее, Инь Фэй поспешил подарить юноше свою самую дружелюбную улыбку — тем более незнакомец почему-то смотрел именно на него.
— А, так это твой пёс! Хороший мальчик, такой умный! Заходи, нечего там мокнуть… Пустим его к нам, ребята? — он обернулся к нищим.
— Да ну его, — пробормотал один.
— Жуткий он какой-то… — откликнулся другой.
Когда Инь Фэй вновь обернулся к незнакомцу, его уже не было. Лишь слышалось удаляющееся шлепанье сандалий по лужам.
— Эй! Это не очень-то вежливо, — сердито сказал он, глядя на предводителя нищих.
— А он чего, вежливый больно? — буркнул нищий ему в ответ. — Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Ушёл и ушёл. Братец-отшельник, лучше скажи, у тебя ещё вина нет?
***
Мысли о загадочном юноше не выходили у Инь Фэя из головы. Пёс незнакомца рычал на него, незнакомец смотрел на него… Словно они видели истинную сущность Фэя. Но как?! Его заклинания маскировки — без ложной скромности — были великолепны. Он обучился скрывать свою демоническую ауру столь искусно, что даже демоны в Юду были неспособны
