и какое все это могло иметь отношение к ее снам?
— Во всяком случае, расскажите все, что вы помните, попытайтесь ухватиться за ниточку, как бы тонка она ни была! Вспомните какой-нибудь факт, пусть хоть незначительный и мелкий!
Она повиновалась. Закрыв глаза, она напрягала память и потом, пожав плечами, снова взглянула на доктора.
— Нет, мне не удастся. Единственное, что я могу, это восстановить в памяти совершенно разрозненные впечатления.
— Вы разъезжали со своим отцом одна?
— Нет, разумеется. С нами путешествовала и гувернантка. У меня их переменилось несколько. Мой отец был слишком молод и жизнерадостен, чтобы весь день уделять внимание только мне.
— Расскажите о ваших гувернантках. Они были молоды или стары? Были ли они хороши собою? Внимательны к вам?
— Первая моя гувернантка была итальянкой, воспитательница старого закала, но ей в конце концов надоели эти бесконечные скитания по чужим странам, и она возвратилась в Италию. Потом, кажется, ее сменила француженка, после нее — швейцарка и, наконец, англичанка. Имя швейцарки я помню, также помню, как звали англичанку. Но имени француженки не запомнила.
Доктор насторожился.
— Попытайтесь что-нибудь вспомнить о француженке.
Казалось, она не слышала его просьбы. Широко раскрыв глаза, она продолжала:
— Доктор, теперь я припоминаю. Представьте, я совершенно упустила из виду... Как странно!
— Что именно?
— Да мой сон! Сон, о котором я вам рассказывала. Ведь он уже преследовал меня тогда, в пору моего детства!
Доктор опустил глаза и продолжал слушать. Теперь и в нем заметно было какое-то волнение.
— Рассказывайте, — сказал он приглушенным голосом. — Что это был за сон? В самом ли деле вы видели тот же сон, что привиделся вам теперь?
Она безмолвствовала. Не было никакого сомнения, что она пыталась сосредоточиться и уйти в себя, познавая то, что лежало на грани сознания.
Вдруг, совершенно непроизвольно, брови ее нахмурились.
— Нет, я ничего не могу вспомнить.
Доктор улыбнулся.
— Знаете ли вы, какое ощущение вы только что испытали? Словно вы нырнули под воду и внезапно почувствовали, как вашего лица коснулось какое-то скользкое земноводное. Не так ли?
Она взглянула на него с удивлением и ужасом в глазах.
И снова он почувствовал легкий трепет.
— Сударыня, моя специальность заключается в том, чтобы из глубин морских извлекать на поверхность подобные существа. Так, значит, впервые вам приснился этот сон во времена гувернантки-француженки?
— Я не знаю, — нерешительно ответила она. — Очень может быть, что это так. Мы жили в каком-то иностранном городе, кажется в немецком, или нет, во французском... Нет, нет, немецкий!.. В один прекрасный день мы стремительно покинули этот город, и меня отдали в монастырь. Прошло немало лет, прежде чем я снова увидела отца. Вот в эти-то годы мне и приснился тот сон.
— А когда он приснился вторично?
— Недавно.
Ответы ее были кратки. Доктор поспешил задать еще несколько вопросов, относящихся к поре ее детства. Некоторые из вопросов были весьма инквизиторского толка, и пациентка внезапно прекратила отвечать. Вместо этого она неожиданно указала на одну из лежащих на столе книг и заметила:
— Марко Поло. Вот книга, по поводу которой мой отец вечно фантазировал.
Доктор понял, больше незнакомка не желала отвечать, ему следовало удовлетвориться полученными ответами.
Таковы эти избалованные дамы, являющиеся в качестве пациенток и выражающие желание проанализировать свою духовную жизнь!.. Но стоит лишь прикоснуться к чувствительному месту, и они начинают вести себя, как на приеме у зубного врача, прикоснувшегося инструментом к обнаженному нерву. А потом, уходя, они чувствуют себя обиженными, что врач не восполнил пробелов их памяти какими-нибудь вымышленными картинами.
В самом деле, работая с подобными пациентками, приходится подчас быть шарлатаном. А ведь доктору казалось, что эта посетительница окажется значительно умнее всех прочих.
— Да, Марко Поло, — повторила она, улыбаясь. — Знаете ли вы, как звали Марко Поло в его родном городе? Мессере Милльоне — господин Миллион. И это прозвище дали ему за его расточительность и богатство.
И она расхохоталась своим звонким беззаботным смехом.
— И все же, несмотря ни на что, — продолжала она, — есть на свете некто, кто считает меня достаточно богатой, чтобы вломиться ко мне в комнату. Как раз вчера, возвратившись к себе, я обнаружила, что кто-то успел во время моего отсутствия перерыть все мои бумаги. Некоторые' из них исчезли. Я пыталась уверить администрацию отеля, что исчезли ценные бумаги и что им придется возместить мне их стоимость, но они не вняли моим требованиям. Так ничего у меня и не вышло!
— Но, сударыня, — заметил доктор, — что же вы собираетесь предпринять? Нельзя ведь допустить, чтобы вас выбросили на улицу, предварительно отобрав у вас ваши вещи. Быть может, вы позволите мне...
Доктор смущенно умолк и заморгал глазами. Незнакомка оборвала его речь коротким смешком.
— Вы в самом деле очень милы, — сказала она. — Но не трудитесь понапрасну! Если дело сводится к деньгам, то все образуется. Так всегда говорил мой отец, и я согласна с ним. Не следует понапрасну огорчаться, а не то все начнет идти из рук вон плохо.
— Но... но вы ведь сказали, что не сегодня завтра...
— Самый крайний срок послезавтра, совершенно верно! Послезавтра меня выселят. Но прежде, чем истечет этот срок, что-нибудь да произойдет, вот увидите!
Она улыбнулась. Доктор скептически покачал головой. Внезапно он вспомнил, что совершенно забыл о соглашении с астрологом. Поэтому он поспешил сообщить своей посетительнице о нем, назвал его имя и адрес.
Она удивилась.
— Астролог?! Но у меня нет денег, чтобы оплатить его труды!
— Это ничего. Я это улажу.
— Астролог! Как интересно! — повторила она, и доктор почувствовал в груди легкую боль. До этой минуты он пребывал в состоянии полной гармонии. Посетительница поднялась. — Во всяком случае, — сказала она, — я не вправе так долго злоупотреблять вашим вниманием, тем более что и заплатить за визит мне нечем. Благодарю вас, доктор, и если вам впоследствии удастся разгадать мой сон, то...
Он перебил ее:
— Прежде чем вы уйдете, я должен задать вам еще один вопрос, — сказал он. И, уловив ее движение, — незнакомка явно боялась, что ей придется подвергнуться новому допросу, — он поспешил добавить: — Мой вопрос совершенно безобидного свойства. Нет ли у вас какой-нибудь идиосинкразии, то есть не испытываете ли вы к чему-нибудь полнейшего отвращения, хоть вам
