меня, словно желая убедиться, что я не окликну ее.
— Больше похоже на смирительную рубашку (специальная одежда для фиксации рук, а иногда и ног. — Прим. ред.), — бормочу я, раздраженно перебрасывая волосы через плечо.
Видите ли, это происходит каждый раз, когда они приезжают, чтобы забрать Розмари. Как стая голодных собак, никогда не бывает только одного из них. Они все собираются вместе, как бродячие животные в поисках объедков. Однако мои друзья не могут удержаться, чтобы не постоять у окна, так и норовя взглянуть на преступно безумных и убийственно горячих парней Пондероз Спрингс. Конечно, мы бы не смогли заговорить с ними лично, как из-за их безрассудного поведения, так и потому, что, если нас увидят с кем-то из них, это будет черной меткой на репутации любого человека на всю вашу жизнь здесь.
Это социальное самоубийство.
Это не те мальчики, которых вы приводите домой к маме и папе. На них интересно смотреть, но ни в коем случае не трогать.
Это похоже на то, как вы любуетесь дикими животными в природе. Смотрите, оцениваете и оставляете их в покое. Вы не должны брать их домой и держать в качестве домашних животных. Тем не менее, моя сестра-близнец не возражает против того, чтобы один из них загрыз ее, когда она сорвется, потому что все знают, что некоторых существ никогда нельзя по-настоящему приручить.
Мы едва слышим, о чем они говорят друг с другом у входной двери, но прошло уже больше десяти минут, и мне уже становится скучно. Сколько бы Роуз ни пыталась объяснить, я никогда не пойму, почему именно он.
На самом деле, нет, это ложь.
Потому что он — единственный человек, которого она не должна была выбирать, а она всегда старалась делать прямо противоположное тому, чего от нее ждут, в свою очередь превращая мою жизнь в ад. Мои родители махнули на нее рукой, решив, что она не стоит того, чтобы дальше заниматься ею, поэтому много лет назад их внимание переключилось непосредственно на меня.
Я их коронное украшение.
Гудок клаксона отвлекает мое внимание. Я вижу платиново-блондинистые волосы Тэтчера за милю, даже в темноте. Это мечта любой девушки — иметь волосы такого естественного светлого цвета.
— Рози, дорогая, если я обещаю вернуть его целым и невредимым, не могла бы ты отпустить нашего друга на ночь? — его голос быстр и чист, как скальпель против кожи, рассекающий ветер.
Я слышу тихий смех моей сестры, и это почти странно, потому что похоже на то, что я слышу свой собственный настоящий смех, который не вырывался из моего горла уже очень давно.
— Я видела в документальном фильме о преступлениях, что психопатия является генетической, — говорит Лиззи, пока мы наблюдаем за ним.
— Это просто миф, он никогда не был научно доказан. Речь идет об окружении, о том, как вас воспитывали, и о некотором психическом поведении, но вы не можете передать его своим детям, — добавляет Мэри.
— И каким, по-твоему, было его окружение, Мэри? Объятия и вечера семейных игр? — говорю я. — Все знают, что Тэтчер Пирсон скоро превратится в дорогого папочку. Я просто жду, когда кто-то поймает его, сверкающего на солнце.
Они громко смеются над моим комментарием, зная, что я права. Я не верю, что серийные убийцы передают своим детям что-то, кроме психологической травмы. Но по себе знаю, каково это, когда тебя воспитывают так, будто ты чудовище. В конце концов, ты сдаешься и превращаешься в него.
Окна соседней машины опускаются, позволяя мне мельком увидеть Алистера Колдуэлла за рулем.
— Жаль, что он так ненавидит этот мир. Он был бы идеальным трофейным парнем, — говорю я, покачивая головой. Я имею в виду, что его семья владеет большей частью города — все было бы замечательно, если бы он не был пятью оттенками долбанутости.
— Потому что Истон Синклер и так не идеален? Ты видишь девушек, которые облепляют его как мухи, готовые выхватить его прямо у тебя из рук?
— Как ты, Мэри? — я выгибаю идеальную бровь, глядя на нее. Она поворачивает раскрасневшееся лицо, пытаясь придумать способ отступить и отрицать.
Меня не покидает мысль, что Мэри жаждет Истона с дошкольного возраста, и как только мы расстанемся, она будет там, раздвинув ноги, готовая подбирать «мусор». Не то чтобы меня это волновало — Истон здесь по той же причине, что и они.
До окончания учебы.
— Шучу, — добавляю я в конце, слегка ухмыляясь.
Затем, подобно взрыву, которым он является, Рук Ван Дорен просовывает свое тело через пассажирское окно Алистера, зависая снаружи машины, сидя на дверной раме, широко ухмыляясь, со спичкой, свисающей с его розовых губ.
— Ромео, Ромео, где ты, Ромео? — кричит он. — Ты увидишь его завтра. У нас есть кое-какие дела, которые нужно уладить сегодня вечером, — его шутливый голос звенит в воздухе, пока он барабанит руками по крыше машины. Нет ни одной вещи, к которой бы он относился серьезно.
— Да, придурок, это определенно успокоит ее сегодня вечером, — раздается в ответ голос Сайласа.
— Прости, я что, должен был соврать? Мы же не собираемся печь кексы.
Уличные фонари отражаются от его бледной кожи, желто-оранжевый свет согревает его лицо. Вокруг него светится промышленное пламя. Эти черты симпатичного парня делают его таким непритязательным, эти дикие волосы и дерзкий взгляд напоминают мне о диких мустангах. Свободных, безрассудных, опасных. Я слышала, как по крайней мере пять девушек жаловались, как они завидуют его длинным ресницам, обрамляющим его адские глаза.
Я никогда не видела их вблизи, но все называют их именно так.
Карие у кого-то еще, но у него? Они испепелят тебя.
То, что меня всегда восхищало и одновременно выводило из себя в Ру́ке, — это его непредсказуемость.
Ты никогда не знаешь, что получишь от него. Улыбку, коктейль Молотова, нож в спину, смех. Единственный мальчик в их группе, к которому вы не можете подготовиться, — это он. Все знают, что Тэтчер в высшей степени умен и что, если представится возможность, он может запереть вас в своем подвале и играть в доктора Ганнибала с вашими частями тела.
Боже, и, если вы не знали о проблемах Алистера с гневом, вылезьте из-под гигантского гребаного камня, под которым вы спите, и посмотрите на него. Он практически купается в одеколоне с запахом гнева.
И конечно, все знают, что
