II, чтобы известить об изменническом отпадении паши. Вследствие этого Ахмет почувствовал необходимость приостановить выполнение своего плана. Свой гнев по поводу побега де-Кастро он излил поэтому на евреев, бросил некоторых из них, вероятно родственников и друзей де-Кастро, в тюрьму и разрешил мамелюкам разграбить еврейский квартал в Каире. После замечания одного советника, что имущество евреев по праву вообще принадлежит ему, повелителю, Ахмет Шайтан остановил грабеж, чтобы не уменьшить свою собственную казну. Затем он призвал к себе во дворец двенадцать видных евреев и приказал им в течение короткого времени доставить ему недостижимо громадную сумму денег, угрожая на случай, если они не удовлетворят его требования, безжалостной смертью их вместе с женами и детьми. Для большей уверенности он задержал в качестве заложников приглашенных представителей, вероятно раввинов, Давида-ибн-ави-Зимра и других. На мольбы общины о снисхождении и отсрочке тиран отвечал еще более страшными угрозами. В этом безнадежном положении евреи столицы обратились с пламенной молитвой к Богу. Старый Самуил Сидило собрал в своей синагоге на молитву несовершеннолетних детей моложе двенадцати лет, которые также были обречены на смерть, и это ужасное моление невинных произвело такое глубокое впечатление на умы, что эта сцена не изгладилась более из памяти. Между тем сборщики собрали значительную сумму денег и предложили ее пока в счет требуемой суммы. Но так как собранная сумма едва соответствовала десятой доле требуемой Ахметом Шайтаном, то его секретарь велел заковать в цепи и сборщиков и угрожал им, как и всем членам общины от мала до велика, верной смертью еще в тот же день, как только его господин выйдет из бани. В тот же момент, когда секретарь произнес эту угрозу, на пашу в бане напал, сумевший его обмануть, один из его визирей, Магомет-бей, вместе с несколькими заговорщиками и тяжело ранили его. Хотя ему удалось убежать в свой укрепленный замок, но собравшееся население Каира стало штурмовать последний, так как Магомет-бей предоставил ему разграбление последнего. Ахмет-Шайтан убежал из замка; но был выдан, схвачен, закован в цепи и затем обезглавлен. После этого Магомет-бей освободил закованных в цепи еврейских представителей из тюрьмы, а всех каирских евреев от смертельной опасности. День спасения (27 или 28 адара 1524 г.) в течение многих лет праздновался египетскими евреями в качестве поминального дня (Каирский Пурим, Purin al-Missrajin.)
ГЛАВА II. Обзор (продолжение). (1496 — 1505)
Благодаря переселению испанцев и португальцев, еврейские общины Иерусалима и многих палестинских городов сильно увеличились и приобрели высокое значение; и здесь они в течение короткого времени стали вожаками и руководителями. В промежуток времени в 7 лет (1488 — 1495) число евреев в св. городе повысилось с 70 до двухсот семейств, а в период в два десятилетия возросло с двухсот до тысячи пятисот семейств. Благодаря притоку новых жителей, благосостояние еврейского населения Иерусалима необыкновенно поднялось. Прежде почти все члены общины были почти нищими; позднее же тридцатью годами, получавших милостыню было уже только двести человек. Но, что еще выше нужно ценить, благодаря иммигрантам, значительно улучшились и нравы. Иерусалим перестал быть тем разбойничьим гнездом, который нашел Овадия ди-Бертиноро. Членов общин уж не мучило более насильничающее, алчное, изменническое правление и не доводило их до отчаяния или выселения; согласие, уживчивость, чувство справедливости и спокойствие вернулись в их среду. Там, правда, господствовало преувеличенное внешнее благочестие; но оно не находилось уж более в таком резком противоречии с возмутительно безнравственным образом жизни. Сильно, очень сильно способствовал этому улучшению нравов и образа мыслей в Иерусалиме кроткий и любезный итальянский проповедник, Овадия ди-Бертиноро, который в течение более, чем двух десятилетий, словом и делом учил растущую общину внутренней религиозности, благородному образу мыслей и отвыканию от варварских наклонностей. Когда он прибыл в Иерусалим, он написал своим родственникам: «Если-б в этой стране был один рассудительный еврей, который умел бы справедливо и кротко руководить большим обществом, то ему охотно подчинились бы не только евреи, но и магометане, так как последние совсем не настроены враждебно к евреям и, наоборот, скорее полны уважения к чужим. Однако в этой стране нет ни одного благоразумного и общительного еврея, но все они грубы, алчны и ненавидят друг друга». Тогда Ди-Бертиноро не предчувствовал, что на него самого выпадет эта красивая роль, смягчить грубость, улучшить нравственность, облагородить низость. Своим нежным, привлекавшим сердца характером он обезоруживал злобу и залечивал те раны, которые в иерусалимской общине он нашел, оплакивал и беспощадно раскрыл. Овадия ди Бертиноро был настоящим благословением для святого города; он удалил с него грязь и надел на него чистое праздничное платье. «Если-б я хотел его хвалить», так пишет о нем итальянский паломник, бывший в Иерусалиме, «то я никогда не мог бы кончить. Он самый уважаемый человек в стране, по его приказу все делается, и никто не осмеливается противоречить его словам. Отовсюду его ищут и спрашивают его совета; его уважают также в Египте и Вавилонии, и даже магометане оказывают ему почет. При этом он скромен и кроток, его слова мягки, и он доступен каждому. Все превозносят его и говорят, что он совсем не похож на смертного. Когда он читает проповедь, каждое ухо прислушивается к его слову и при этом не слышно даже шороха, так тихи и благоговейны его слушатели. Заброшенные туда изгнанники с Пиренейского полуострова поддерживали его в его благородном деле; между ними был испанский врач, Давид ибн-Шоииан, ученый и благородного образа мыслей человек, пользовавшийся после своего переселения большим уважением иерусалимской общины.
Вероятно при посредстве Овадии ди-Вертиноро и его единомышленников появились те прекрасные постановления, которые община сама признала для себя ненарушимыми законами и для памяти вырезала на доске в синагоге; они были направлены против раньше вкравшихся злоупотреблений. К числу таких предписаний принадлежали следующие: в спорных вопросах между евреями лишь в самом крайнем случае разрешалось обращаться к магометанским властям; еврейскому судье или раввину не запрещалось принуждать состоятельных членов давать ссуды для общинных потребностей; изучающие Талмуд и вдовы должны были освобождаться от общинных налогов; евреям запрещалось покупать фальшивые монеты; если же случайно попадутся такие, то не сбывать их; жертвователю дара по обету для синагог в Иерусалиме после состоявшейся передачи не должно было принадлежать более никакого права распоряжения своим даром; наконец, паломникам ко гробу пророка Самуила запрещалось пить вино. Дело в том, что в этот день мужчины и женщины обыкновенно вместе шли туда, и последние без покрывал, так что происходили неприличия, когда винные пары затуманивали сознание. Святой
