Атаман встряхнул пленного за плечи:
– Не слышал? Тебе хрюкнуть разрешили...
Однако еще какое-то время продолжалась немая сцена – глаза вглаза, полная неподвижность. А потом Мазур с радостью увидел, что сидевшийнапротив человек х р у с т н у л. У Мазура, как-никак, был богатый опыт ссубъектами и посерьезнее...
Он усмехнулся, бросил на стол ощетиненный шипами МетодУбеждения, встал, подошел к понурившемуся собеседнику, приобнял его за плечи исказал задушевно:
– Вот и молодец, Павлючок. Жопа – она, знаешь ли, своя, не учужого дядьки... А жизнь и здоровье, братец ты мой, дороже любых бабок. Ну,давай прикидывать. Ильхану ты должен четыреста. Мне, соответственно, двести:извини, но я, аспид морской, с таким процентом работаю. Не с Ильхана же, и безтого немалый моральный ущерб потерпевшего, мне проценты снимать? Да, вот еще.Сейчас мы в темпе прикинем все мои технические расходы на операцию, и ты мне ихтоже возместишь, как миленький. В конце концов, на тебя ж потрачено...Возражения есть?
Лысый, сидевший с потерянным и скорбным видом, мотнулголовой, уставясь в пол. Судя по всему, он окончательно смирился с денежнойкарой. Усмехнувшись без всякого сочувствия, Мазур отошел к стене, постучал поней кулаком и громко позвал:
– Патрикеич, зайди! Технические вопросы пора решать!
Почти моментально объявился человек, абсолютно негармонировавший с простецкой деревенской комнаткой, клеенкой на столе,вырезанными из журналов репродукциями на стенах и мебелишкой времен хрущевскоговолюнтаризма: молодой, лет двадцати пяти, в элегантнейшем костюме, сером вполосочку, стильном галстуке, узеньких очечках и, в завершение всего, сноутбуком под мышкой. Мазур похлопал лысого по плечу:
– Знакомься, Павлуша. Я человек простой, только и умею, чтоглотки резать и ноги ломать, а это вот – адвокат. Настоящий, по всем правиламлицензированный, имеющий, так сказать, хождение. Патрикеевичем он прозываетсяне от имени или там фамилии, а исключительно в честь сказочного персонажа ЛисыПатрикеевны – потому как востер, несмотря на младые годы, до невозможности. Вы,надеюсь, сработаетесь... Крючкотворствуй, Патрикеич, тебе и параграфы в руки...
Молодой человек, вежливо поклонившись, сел на место Мазура,привычно раскрыл ноутбук, включил и, уставясь на лысого, самым что ни на естьнепринужденным тоном начал:
– Давайте вместе посмотрим, господин Кузаев, как проще ибыстрее произвести платежи...
Лысый кивнул, покорно и отрешенно. Все было в ажуре.
Глава 2
Вокруг совести
– Ну, я пошла? – сказала молодая супружница,подхватывая со столика ключи от машины.
– Отставить, – сказал Мазур командным голосом, вкотором звучал металл. – Кругом.
Нина – уже имевшая некоторое представление о муштре –проворно крутанулась на каблучках и даже с озорным видом попыталась принятьподобие стойки «смирно», что ей по недостатку опыта, конечно же, не удалось.Нетерпеливо переступила с ноги на ногу, выжидательно улыбаясь.
Мазур подошел вплотную, взял ее за подбородок и спросил:
– Ты что видишь в моих глазах?
Она присмотрелась, хмыкнула:
– Сексуальное вожделение? Так бы сразу и сказал, а то ясногсшибательный макияж полчаса наводила, как дура...
– Ответ неверный, – сказал Мазур, не выпускаяподбородка. – В глазах у меня пытливый вопрос и некоторое беспокойство...Касаемо твоих вечерних поездок.
– Ну, Мазур! – возмущенно завопила она. – Ну чтоты, как Отелло? Чем тебе еще поклясться, что я – вернейшая жена?
– Не передергивай, – сказал Мазур. – Если бы тымне изменила, я бы утешал себя тем, что изменила ты мужу, а неОтечеству... – Он стойко выдержал возмущенный взгляд и негодующее фырканье.Продолжал уже совершенно серьезно: – Ты не передергивай, радость моя. Касаемо эт о г о я тебе вполне верю. Я не о том. Просто возникли два насущных вопроса.Первый: не слишком ли часто мы шастаем в казино? Ты пойми, казино ж не для тогозадумано и устроено, чтобы всякий, кто с улицы придет, кучу денег выигрывал...
– И вовсе не часто. Как ты любишь выражаться, в плепорцию.
– Пять раз за прошлую неделю – это уже не плепорция. Этотенденция, однако. Денег мне не жалко, милая, но ведь люди на этой почвеформенным образом умом повертываются.
Она опустила глаза, всхлипнула в преувеличенном раскаянии:
– Ну честное слово, адмирал, постараюсь отвыкнуть.
– А сегодня куда?
– Ну... На часок.
– А если на слове поймаю?
– Изволь, – сказала Нина. – Зайду и ровно черезчас выйду, какая бы пруха или непруха ни шла... Честно. А второй вопрос какой?
– Не слишком ли часто ты за руль садишься поддавши?
– Так ведь самую чуточку. Для куражу. Никогда не переходятот рубеж, где все можно уладить сотней баксов...
– А вот тут придется перейти на трезвый образ жизни.
– Это что, семейная сцена? – с любопытством спросилаНина.
– Это сеанс воспитания, – сказал Мазур. – Нет,серьезно. Я ведь искренне за тебя беспокоюсь, золото мое, я хочу с тобойпрожить долгую и счастливую жизнь. Черт с ней, с рулеткой, не так уж это,может, и страшно персонально для тебя – но вот за руль садиться я бы тебякатегорически попросил трезвой. Иначе права в кусочки изрежу собственнымируками, а Патрикеич постарается, чтобы новых ты в жизни не получила...
Нина глянула строптиво:
– Ты лучше постарайся, чтобы твой Патрикеич меня по задницене гладил.
– Тьфу ты, – сказал Мазур, – Опять?
– Ну да. Не далее, как сегодня, я, как-никак, верная жена,мне неприятно, в конце концов...
– Будет ему втык, – сказал Мазур. – Молодой еще,ветер в голове. А поскольку нужен он мне, под асфальт не закатаешь... Я с нимточно поговорю… Но вот от вопроса алкоголя за рулем ты уж, будь добра, под этимпредлогом не увиливай. Я серьезно говорил.
– Я понимаю, – сказала Нина. – Но что я могуподелать, если во мне чертики играют?
– Гнать надо чертиков... – проворчал Мазур.
– Я исправлюсь, честно...
Она стояла перед Мазуром в неуме-лом подражании стойке«смирно», с видом мнимого раскаяния, вся из себя очаровательная, стильная иблагоухающая, и сердиться на нее совершенно не хотелось, а хотелось уволочь вспальню и что-нибудь этакое прилежно сотворить.
– Ладно, – проворчал он, потеряв суровость, – вобщем, смотри у меня...
– Слушаюсь, адмирал! Будет непременно учтено, адмирал!
Нина чмокнула его в щеку и выпорхнула за дверь – естьсильные подозре-ния, так и не принявшая нравоучения всерьез.
