Люк чувствовал мучительную боль во всем теле, как будто всю его кровь выкачали, а вместо нее влили кислотные воды озера Лох-нан-Деоир. Его пальцы дергались, а сонная артерия пульсировала, как отбойный молоток. Он снова судорожно выгнулся, а по лицу обжигающими струйкам текли… слезы? пот? сопли?
Люк ненавидел своих мучителей. И это была единственная осознанная эмоция.
Промелькнул обрывок мысли – слова Собаки: «Ты должен ненавидеть их, чтобы победить».
Тогда он счел Собаку маньяком.
Но сейчас понимал, мужчина был прав. Наполовину прав, потому что победить Равных нельзя.
Люк провалился в пустоту.
А когда открыл глаза, то ничего не видел. На мгновение он вернулся в фургон, который вез его в кромешной темноте из Милмура куда-то в неизвестность. Тогда он сильно испугался, но был уверен, что бы ни случилось с ним – он выдержит. Но сейчас то, что с ним делают, – не выдержать.
И в этот момент он осознал, что боли нет.
Вернее, она не причиняет боль. Люку не верилось. Как такое возможно, чтобы боль не причиняла боль?
Люк усиленно моргал, пытаясь восстановить зрение. Наконец возникли объекты, но все в монохромном цвете. Не черные и белые, а скорее темные и светлые.
Он стоял в поле, трава колыхалась волнами, поле простиралось, на сколько хватало глаз. И дальше, где он уже не мог видеть, но каким-то образом знал: дыбятся ввысь горы. А сзади, если бы оглянулся, увидел бы деревья.
Люк повернулся и заморгал: два огня, слишком яркие, чтобы глаза могли выдержать. Один извивался, бился, как молния, о высокую темную стену. Другой был пылающим солнцем. Люк поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и увидел, что от солнца к нему тянется огненная нить.
Удивленный, он протянул руку к нити, осторожно, боясь, что она может порваться. Ему бы этого не хотелось. Нить от его прикосновения вздымалась и покачивалась, тонкая, но необыкновенно прочная, как нить шелкопряда, только золотая.
Люк снова посмотрел вперед, кто-то стоял там – молодой мужчина с растрепанными волосами. Его рука покоилась на шее крупного оленя с большими ветвистыми и острыми рогами. В небе над ним раздался крик орла.
Люк вздрогнул. Кто это? Он прищурился, словно это помогло бы разглядеть. Он видит сон, и это Сильюн? Тьфу, меньше всего на свете он мечтал увидеть во сне Сильюна Джардина.
Но нет. То, что Люк по ошибке принял за растрепанные волосы, было венком из веток и цветов, подобный дети надевают на голову, как корону. Пальцы мужчины глубоко впились в густой мех на шее оленя, другой рукой он гладил животное по носу. Он был старше, чем Люку вначале показалось, и все же точно определить его возраст он не мог. Глаза у мужчины были янтарного цвета, как у совы.
Люка объял ужас и радостный трепет. Он хотел убежать от этого человека. Он хотел пасть перед ним на колени и посвятить ему свою жизнь. Он хотел схватить его за плечо, как товарища, и посмотреть ему в глаза.
– Я умер? – наконец осмелился спросить Люк. – Или я сошел с ума и мне все это мерещится?
– Ни то ни другое.
– Где это мы?
– Здесь. – Голос прозвучал весело, в нем чувствовался легкий акцент.
Мужчина отпустил оленя, тот потянул носом, фыркнул и побежал в нескольких шагах от него. Люк увидел впереди пары́, где-то в центре поля, едва заметный светящийся контур двери, так в детстве родители оставляют ночью свет в коридоре.
Мужчина потянулся к двери и открыл ее. Люк ахнул.
Он увидел самого себя в кресле, ссутулившегося и бледного. Мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Рядом с креслом силуэт Крована на фоне окна. С другой стороны – Сильюн на корточках, держит пальцами Люка за подбородок.
– Видишь, – сказал мужчина, кивая на дверь, – как близко мы друг от друга.
Орел с криком спикировал и полетел низко над землей. Мужчина – король, понял Люк, хотя представления не имел, откуда он это знает, – вытянул руку, и птица села на нее.
– Заходи, – сказал король.
И хотя Люку страшно не хотелось этого делать, он подчинился и вошел в дверь.
Люк зажмурился, открыл глаза и увидел Сильюна, который с видом триумфатора смотрел на него. Люк отпрянул и вжался в кресло. Голова болела, в висках оглушительно стучало.
Крован взял со стола листок бумаги и, сердито скомкав его, отбросил в сторону.
– Непродуктивно! – прорычал он.
– О! – На лице Сильюна засияла ослепительная улыбка. – Я бы так не сказал.
19
Аби
Файерс сдержал слово, но проку в этом оказалось мало.
В результате лорд Рикс мертв, и виновата во всем Аби.
Да, этот человек сломал жизнь ее брату, убил Зелстона – канцлера, который по-своему пытался улучшить положение простых людей.
Но именно Аби назвала его имя Джону Файерсу. А тот передал информацию Боуде Матраверс. Боуда задержала и допросила лорда Рикса, и по какой-то причине все закончилось его смертью. Что бы в итоге ни случилось с лордом Риксом, эта цепочка событий началась с Аби. И это давило на нее тяжким бременем.
По крайней мере, Равный признался перед смертью, так что Аби не сдала невиновного человека. Но и оправдания Люка она не добилась.
Аби села на раскладушку, которую выделил для нее Джон Файерс, и обвела взглядом комнату на верхнем этаже дома в Хакни: шкафы, шкафы, все набиты папками с материалами о социальном неблагополучии простых людей.
Джон показал ей принцип, по которому менялись имена, и перекрестные ссылки поиска в других источниках: никто не будет подвержен преследованию, если документы попадут не в те руки. Он забрал у Аби телефон и разблокировал его. Легкость, с какой Файерс и такие люди, как Асиф, Хильда и Тильда, говорили об уходе от тотального контроля и наблюдения, заставила Аби понять, как многому ей еще предстоит научиться.
Файерс уехал по делам и отсутствовал уже несколько дней. Он звонил Аби и кратко сообщил, что случилось с лордом Риксом. Она включила громкую связь, чтобы и Мидсаммер, и Рени тоже могли слышать. Рени крепко обняла Аби, когда они услышали, что признания лорда Рикса недостаточно для освобождения Люка.
– Ну по крайней мере в одном мы преуспели, – продолжал Файерс. – Наследницу Боуду впечатлило то, что я передал ей эту информацию. Она взяла меня к себе в штат. Только подумайте, какая удача – мы в группе, которая занимается чистками в городах рабов. И я окажу ей горячую поддержку, когда лорд Джардин назначит ее председателем Совета юстиции, тогда мы сможем снова поднять вопрос об освобождении Люка.
– Ты уверен, что он на это место посадит женщину? – выразила сомнение Мидсаммер. – Может быть, он сам захочет стать председателем?
